Дело «Пестрых». Черная моль
Шрифт:
— Как же его зовут? С кем он приехал, когда?
— Зовут его, кажется, Игорь. Приехал он в прошлое воскресенье со стариком одним. Он, помнится, и заступился за него.
— А не скажете ли, каков из себя этот Игорь?
— Такой, знаете, типичный астеник — высокий, узкогрудый, с тонкими руками. Блондин. А характер, видно, вспыльчивый, безусловно с повышенной нервной возбудимостью.
— Значит, этот парнишка был, старик. А еще кто?
— Еще? Другой парень, постарше. Они его, кажется, Титом звали. Отвратительный субъект. Знаете, я заметила у него некоторые дегенеративные признаки.
— Какие же? — заинтересовался Зотов.
— Например, уменьшенная нижняя челюсть, узкий лоб. Между прочим, у него значительная диастема.
— Это интересно, — кивнул головой Зотов. — А не скажете ли, каков из себя тот старик, как его они называли?
— Не видела я этого старика. Но слушаются они его. Помню, этот самый Ложкин ему жаловался, — я как раз в кухне возилась и слышала, — что кто-то ему мешает дело на Песчаной закончить и он, мол, не знает, кто именно. Я уж тогда подумала: не спекулянты ли? А этот старик ему и говорит таким, знаете, елейным голосом: «Ничего, уважаемый, иди и делай, как я тебе сказал. Все будет в порядке». Очень хорошо я запомнила это глупое «уважаемый». А-а, позвольте, — оживилась она. — Вспомнила. Ложкин его, в свою очередь, папашей величал.
— Папашей? — невольно вырвалось у Кости, и он посмотрел на Зотова.
Тот, однако, продолжал невозмутимо курить, и Костя, спохватившись, быстро добавил:
— В самом деле глупо. Ну, а кто же там еще был?
— Право, больше не помню, — задумчиво ответила Ровинская.
— У вас есть вопросы, товарищ майор? — обратился Костя к Зотову.
— Только два. И мы вас больше не будем задерживать, Софья Григорьевна.
— Да нет, что вы? Спрашивайте сколько угодно. Дело, я вижу, серьезное.
— Очень, — кивнул головой Зотов. — Так вот. Позавчера они привезли сюда на машине вещи. Вы не заметили, куда они их спрятали?
— Нет, знаете, не видела, — с сожалением покачала головой Ровинская и, подумав, добавила: — Ровным счетом ничего не видела.
— Жаль. И второй вопрос. Вы не слышали, где этот мальчик Игорь живет, хотя бы в каком районе?
Ровинская не спеша загасила окурок, потом вытащила новую папиросу и стала разминать ее пальцами.
— Где он живет? — медленно проговорила она. — К сожалению, никто из них об этом не говорил. А я, скажу честно, прислушивалась. Меня судьба этого мальчика так встревожила, что я даже собиралась сообщить родителям или в школу.
— Откуда вы знаете, что он в школе учится? Может быть, он работает.
— Нет. У них о школе какой-то разговор был.
— Какой же?
— Сейчас вспомню… Ага. Этот Игорь говорил, что ему в тот день в школу обязательно надо. Драмкружок, кажется, собирается, а он староста. Все начали насмехаться над ним: тоже артист нашелся. А этот старик опять заступился и сказал, что это хорошо, надо, мол, чтобы его в школе уважали. Понимаете? Негодяй старый! — вся вспыхнула Софья Григорьевна. — Этого птенца лицемерить учит. Стал даже торопить его, советовал, как с вокзала до школы добраться.
— Вот-вот, — подхватил Зотов. — Это интересно. Как же?
— На метро, говорит, по кольцу гораздо ближе. А там, мол, добежишь.
— И это все?
— К сожалению, все.
— Маловато, — искренне вздохнул Зотов. — Простите еще раз, что потревожили. Что поделаешь, — он с улыбкой развел руками, — дело наше такое беспокойное.
— Понимаю, — кивнула головой Ровинская и огорченным тоном добавила: — Мальчишку бы этого найти. Ведь в вашем деле профилактика так же важна, как в нашем.
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился перепачканный, возбужденный Сергей.
…Спустя час первая машина с арестованным ушла в Москву, вскоре за ней — вторая, а потом — и пришедшая ночью по вызову Зотова третья. На даче осталась засада: ждали Тита.
В машинах, где были арестованные, все ехали молча. Разговаривать даже сотрудникам между собой не разрешалось.
Зато в третьей машине операция обсуждалась очень оживленно и, несмотря на бессонную ночь, там всю дорогу спорили и смеялись.
— Да, Иван Васильевич, — вспомнил вдруг Костя, — хотел вас спросить. Что такое… опять забыл это слово. Ну, Ровинская еще про Тита сказала, насчет его зубов.
— Диастема? — усмехнулся Зотов.
— Вот, вот.
— Это, Гаранин, значит большие промежутки между зубами. Очень важная примета. Кстати, товарищи. Вам обязательно надо знать ряд медицинских признаков и терминов.
— О господи, — комично вздохнул Лобанов. — Ну, нельзя же объять необъятное, как сказал один умный человек. Вот я, например, помню интересный случай, когда…
— А ты знаешь, — смеясь, перебил его Сергей, — что еще сказал тот же человек?
— А что? — насторожился Саша, чувствуя подвох.
— Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану.
Все громко расхохотались.
— Это удивительно, сколько Лобанов знает примеров из нашей практики, — насмешливо сказал Костя. — На все случаи жизни.
— На твоем месте, Саша, я бы давно написал книгу воспоминаний, — шутливо заметил Сергей.
— Так сказать, «Былое и думы», — тем же тоном вставил Костя.
— Смейтесь, смейтесь, — беззлобно ответил Саша. — А вот почему о нашей работе действительно ничего не напишут?
— У нас, между прочим, бывал один писатель, — усмехнулся Зотов. — Собирал, собирал материал, а потом бросил.
— Почему же? — заинтересовался Сергей.
— Говорит, тема оказалась не актуальная и явления не типичные.
— Это как сказать, — проворчал Саша. — Поймать такого, как Ложкин, задача довольно актуальная.