Дело Романовых, или Расстрел, которого не было
Шрифт:
Григорий Зиновьев, входящий в коммунистическое руководство, сказал американской прессе по поводу предполагаемого убийства, что «только царь был расстрелян, а его семья живет в безопасности в Сибири, точное местоположение не называется».
Позже мы увидим, что Зиновьев, по всей вероятности, был хорошо осведомлен о том, что семья была жива, и точно знал, где она находится. Он лучше, чем любой другой большевистский руководитель знал правду о Романовых.
Часть VI
ПЕРМЬ
КОНЕЦ
Вся наша древняя история — не больше чем общепризнанный вымысел».
То, что позже публиковалось в Нью-Йорке, началось в Омске. «В то время, когда судьба царя обсуждалась в Екатеринбурге, городе, в котором царь был расстрелян, я получил рукопись, описывающую жизнь царя и его испытания при советской власти, написанную Парфеном Алексеевичем Домниным, который служил царю камердинером в течение 22 лет и сопровождал его в изгнании.
Это первый детальный рассказ о жизни Романова, в котором говорится о том, что царь был расстрелян после того, как его судил областной Уральский Совет, обвинивший его в причастности к контрреволюционному заговору против большевиков и обмене секретной информацией с генералами Деникиным, Дутовым, Догертом, которые пытались освободить его.
Домнин был вместе с Николаем до ночи шестнадцатого июля, когда его судили и увели на расстрел. Он заявил, что остальные члены императорской семьи были увезены на грузовике, что подтвердила сестра Мария, настоятельница старого Екатеринбургского монастыря, которая приносила яйца в Дом Ипатьева. Рукопись Домнина о жизни царя в Екатеринбурге — самое серьезное описание, которое я видел и является историческим документом…»
Этот потрясающий рассказ о расстреле царя и вывозе его родных живыми был прислан корреспондентом «Нью-Йорк тайме» Карлом Аккерманом из Екатеринбурга в середине декабря 1918 года, когда большинство людей уже потеряло надежду на спасение Романовых. Его сообщение стало одним из главных документов, бросающих тень сомнения на само событие расстрела в Доме Ипатьева.
Мы приводим этот рассказ — с неправильной пунктуацией — так как это было приведено в оригинале, напечатанном Аккерманом на портативной пишущей машинке в вагоне поезда Союзнических вооруженных сил, остановившемся на Екатеринбургской станции.
Мы нашли эту запись, сделанную на пожелтевшем листе писчей бумаги в изодранной папке среди бумаг Аккермана в Библиотеке Конгресса в Соединенных Штатах. Карл Аккерман не сомневался, что в его руках сенсация. Он три дня потратил, передавая текст в Нью-Йорк, затратив на это астрономическую сумму, даже по нынешним временам, в 6000 $.
Он писал своей жене: «В Екатеринбурге ко мне в руки попала рукопись, содержавшая 3000 слов, рассказывающая о последних днях царя и его расстрел большевиками. Это изумительная история, одна из самых лучших историй, которые попадали ко мне в руки».
Каждый иногда делает ошибки, но здесь был журналист международного класса, сообщавший историю, значение которой выходит даже за рамки одной из самых уважаемых газет. Даже более, Аккерман был личным другом и доверенным лицом советника по иностранным делам президента Вильсона в 1918 году, полковника Хауза. По словам Генри Киссинджера, полковник Хауз переписывался с Аккерманом
У Аккермана не было никакой необходимости придумывать сенсационную историю, чтобы повысить свою репутацию, как журналиста, а при его контактах он не мог позволить выставлять себя полным дураком. Он настолько верил документам Домнина, что использовал их безоговорочно в своей книге о поездках по Сибири.
Первая часть полной рукописи Домнина, сохранившаяся в бумагах Аккермана, рассказывает о последних днях в Доме Ипатьева, включая и 15 июля. За день до того, как его расстреляли, царя увезли из Дома Ипатьева в дом, занимаемый областным Советом, для поспешного суда. Там ему сказали, что раскрыт новый заговор по его спасению, организованный белогвардейским казачьим генералом Дутовым; сам царь обвинялся в том, что он тайно переписывался с генералом Догертом, и ввиду этого, а также предстоящей эвакуации Екатеринбурга, он должен быть казнен.
Вот последняя часть рукописи, взятая из оригинального неотредактированного английского перевода в его личных документах: «Позже было доказано, что никто, кроме жены и его возлюбленного сына, не был допущен попрощаться с бывшим царем. Николай Александрович, его жена и сын оставались вместе, пока не появились еще пять красноармейцев с председателем Совета и двумя другими членами Совета, рабочими.
«Наденьте ваше пальто!» — решительно скомандовал председатель Совета. Николай Александрович, не потерявший самообладания, начал одеваться, поцеловал жену, сына, лакея, еще раз перекрестил их, а затем, обратившись к пришедшим за ним, громким голосом сказал: «Теперь я в вашем распоряжении…»
Николая Александровича забрали, никто не знал куда, и он был расстрелян ночью 15 июля группой красноармейцев, состоявшей из двадцати человек. Перед рассветом председатель Совета снова вошел в комнату, где содержался Николай Александрович, с ним были красноармейцы, доктор и комиссар охраны. Доктор оказал помощь Александре Федоровне и Алексею Романову. Затем председатель Совета спросил доктора: «Можно ли их, наконец, забрать?» — «Да».
«Гражданка Александра Федоровна Романова и Алексей Романов, готовьтесь, вы будете отправлены отсюда. Вам позволят взять только наиболее необходимые вещи, не более чем тридцать или сорок фунтов», — сказал председатель. Стараясь взять себя в руки, но пошатываясь из стороны в сторону, мать и сын вскоре были готовы.
Председатель не разрешил им попрощаться с их любимыми, только торопил их все время… Александра Федоровна и Алексей Николаевич сразу же были увезены в автомобиле. Неизвестно куда».
Окончание рассказа «Домнина» исчезло в атмосфере беспорядка и паники, которая возникла в городе, когда большевики эвакуировались из Екатеринбурга. Рассказ Домнина не стал «историческим документом», как ожидал Аккерман: он забыл, что расследование «дела Романовых» уже сосредоточилось на проверке версии расстрела всей царской семьи. Документ мог бы рассматриваться как правдоподобный, если бы не одно, очень мешающее этому верить, несоответствие. Не было никого с такой фамилией среди прислуги императорского семейства, и никто из прислуги не пережил расстрел в Доме Ипатьева.