Делу конец – сроку начало
Шрифт:
— Здесь все просто, Кулик: любовь к бильярду. Посещаем один и тот же клуб. Каким-то образом он узнал про мое увлечение (ах, уж эти разговорчивые клиенты!) и заказал тебя. Расправившись с тобой, я снимаю сразу две головные боли: мне не нужно будет, во-первых, выслеживать этого майора, который неожиданно поумнел, а во-вторых, бояться за собственную шкуру. В этой ситуации есть еще один занятный момент — острота ощущений, очень люблю растерянные физиономии в финале.
Клетчатого и Куликова разделяли каких-то три метра. А что, если сейчас оттолкнуться ладонями от подлокотников, подбросить свое
Видно, на лице Куликова уже отразилось какое-то решение, и Клетчатый поспешно проговорил:
— Но-но, даже и не думай об этом!.. А ты знаешь, я никогда не подозревал, что ты очень хороший собеседник, а как ты можешь держать паузы — просто заслушаешься!
Рука Куликова скользнула к правому карману брюк. Удобно расположившись в складках подкладки, лежал малогабаритный пистолет. Однако крохотный калибр легко пробивал кевларовую ткань мягких бронежилетов.
— Послушай, Клетчатый…
— Руку назад! Назад!..
Негромко треснул выстрел, и, видно, расстроившись от такого непослушания, Клетчатый откинулся на спинку дивана, выронив пистолет.
Куликов поднялся и не без интереса посмотрел в мертвое лицо Клетчатого, которое сейчас было необыкновенно удивленным. Пистолет лежал здесь же и выглядел невинно, как младенец в купели. Длинный глушитель казался нелепым и уродливым. Пистолет имел маленькую хитрость, стоившую Клетчатому жизни: выстрел производился с тыльной стороны ствола. Куликов взял пистолет, несколькими резкими поворотами открутил глушитель, после чего положил оружие во внутренний карман куртки, сюда же спрятал глушитель.
В бильярдном клубе страсти накалялись. Это Куликов понял, едва открыл дверь. Блондинка, опершись правой коленкой о борт и высоко подняв рукоятку кия, намеривалась провести отвесный удар. Судя по ее решимости, она не желала разочаровывать собравшихся, которые взирали на нее почти с восхищением. Замок комнаты отдыха сухо щелкнул, оставив Клетчатого в полнейшем одиночестве.
На Куликова никто не обратил внимания. И среди присутствующих не обнаружилось человека, который показался Куликову знакомым. Приняв вид праздного гуляки, он уверенно прошел через зал, взялся за ручку двери. Прозвучал сухой и звонкий щелчок, а следом раздался взрыв восторга — у дамочки получился дубль.
Куликов вышел из клуба. В лицо пощечиной ударил порыв ветра. Осмотревшись, Куликов «восьмерки» не увидел.
Глава 2
Зрелище было не из приятных. Взрыв вырвал кусок стены и раскидал обломки кирпичей по всему подъезду. В квартире тоже было неладно — полнейший хаос, и только по коврам, заваленным штукатуркой, и по добротной мебели, почти антикварной, можно было предположить, что некогда здесь был уют и порядок. У дальней стены комнаты, среди поваленных и разрушенных стульев, лежала девушка лет двадцати. Глаза удивленно распахнуты, они с наивной грустью свидетельствовали о том, что она не успела насмотреться на окружающий мир. Смерть пока не
Кроме оперов, у трупа хозяйничал и вездесущий Балашин. Унылое выражение его лица было под стать случившемуся. В этот раз он был без практикантки.
Ноги у покойной были неестественно надломлены, но что особенно удивило Шевцова, так это то, что в руке она продолжала сжимать сумочку. Интересно, куда она могла торопиться в столь ранний час?
Шевцов осторожно вытянул сумочку из неживой руки, щелкнул замком. Ничего особенного: косметичка, помада, мелочь, две фотографии, на одной из них — женщина средних лет, правильные черты лица, и очень напоминает Ольгу Крачковскую, очевидно, мать, на другой — она с Куликовым. Фотография выполнена красиво, на фоне одиноко стоящей березы (очень нехороший знак — к расставанию). Оба счастливые, определенно между ними была любовь. Добрая, искренняя фотография.
Шевцов положил снимки в карман, покойнице они больше не понадобятся, а дело значительно обогатят.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил Шевцов у Балашина, который с лентой в руках скорее напоминал могильщика, снимающего мерку, чем обыкновенного эксперта.
— Два проникающих ранения, одно — в брюшную полость, другое — в грудную клетку, в область сердца, — буднично констатировал Кирилл Олегович, будто за сегодняшнее утро он осмотрел целый десяток покойников. — Что еще можно сказать? Смерть наступила мгновенно. Жаль. Красивая была девушка.
— Это уж точно.
На лице патологоанатома отразилось едва заметное любопытство:
— Вам приходилось встречаться, когда она была живой?
— И не только встречаться, мне довелось ее допрашивать.
— Кто же она?
Любопытство Балашина усилилось. Подобное с ним происходило крайне редко. Иногда Шевцову казалось, что медэксперта, кроме трупов, ничего не интересует. Однако поди ж ты, не чужды самые что ни на есть человеческие эмоции.
— Она подруга Куликова.
— Ах во-от как, — протянул Кирилл Олегович и посмотрел на Крачковскую вновь, как если бы увидел ее впервые. — Красивая.
— Кстати, а где ваша практикантка?
— Сказала, что сегодня не может. Заболела. Ничего удивительного, какое девичье сердце выдержит целую кучу покойников?
Стараясь не наступать на обломки штукатурки, в комнату прошел Алексей и чуть тронул Шевцова за плечо.
— Товарищ майор, там к вам какой-то старик пришел.
— А в чем дело? — насторожился Шевцов.
— Говорит, будто бы видел, как произошел взрыв.
— Интересно. Пойдем, где он там? — повернулся Шевцов, зацепив каблуком кусок кирпича, и вышел на лесничную площадку.
Старик оказался колоритным: высокий, неимоверно худой. Длинные седые волосы белыми сосульками спадали на плечи. У каждого, кто его видел, невольно закрадывалась мысль, что он не стригся с самого рождения. Знатная была и борода: широкая, лопатой, и создавалось впечатление, что росла она от земли. От старика веяло лешими, дремучими лесами и колдовскими травами, вот сейчас распрямит спину, упрет жилистые руки в бока да начнет волховать.
Однако, вопреки ожиданию, старик заговорил без былинной вычурности.