Дембельский аккорд
Шрифт:
– Я сам, я сам! – заорал Резинкин, попятившись от сибирского Гулливера и прижимаясь спиной к двери. – Товарищ лейтенант... Вы, если что, домой напишите – мол, геройски погиб при исполнении, все такое... Может, им хоть льготы какие-нибудь будут.
– Так, все, у меня через девять минут связь с генералом, и я уже зверею! – Мудрецкий внимательно посмотрел сначала на Простакова, потом на Резинкина. – Товарищ ефрейтор, возьмите бахил у Заморина, влазьте в о-зэ-ка, и через три минуты я вижу вашу задницу ныряющей в люк. Если опоздаете – на четвертой минуте Простаков начинает готовиться в сборную по баскетболу. Поскольку мяча у нас нет –
Как может подняться пыль в сыром коридоре – да не просто подняться, а закрутиться мелкими вихрями! – так никто и не понял. Но факт оставался фактом – взвились вихри, повисли и долго еще не могли успокоиться, хотя поднявший их Резинкин уже скрылся. Откуда-то из глубины здания донесся обиженный голос рядового Заморина. Донесся и затих, подавленный короткой, но вполне отчетливой серией шлепков – словно кто-то пробежался по фанере в резиновых калошах. Простаков ошалело потряс головой и отлепился было от стены, куда его вдавил воздушный поток, но тут же вновь прижался к облупившейся штукатурке. Мимо него промчалось привидение – едко-зеленое, с горящими глазами под низко надвинутым капюшоном. Лейтенант вовремя успел пнуть входную дверь – привидения-то умеют проходить и через запертые, а вот «ОЗК» – они резиновые, они сквозь такие преграды проникать точно не могут. Так что порчу казенного имущества следовало предотвратить...
Через полминуты перед дверью возникла зеленая бронированная туша, покачивающая в такт неторопливому движению длинным прутом антенны. Колеса еще раз натужно провернулись, вывернули липкие пласты и бессильно замерли. Из люка взвилось привидение, перелетело на жалобно вякнувшие доски крыльца, ворвалось в дверь и отрапортовало:
– Товарищ лейтенант, приказание выполнено, машина в полной готовности, радиостанция включена!
– Ну вот, а ты ныл – не дойду, утону!.. – Мудрецкий посмотрел на часы. – Вот можешь ведь, если захочешь! Четыре минуты на все про все, вместе с движением. Все, давай плащ сюда, пошел я с начальством общаться... Потом отгонишь машину на место и свободен до вечера. Можешь поспать, тебе в караул ночью.
– А может, здесь ее пока оставим, а вечером я... – забормотал было ефрейтор, но под взглядом командира сжался, замолчал и начал стаскивать влажно блестящую химзащиту.
– Ты ее здесь оставишь, а Фролу у ворот с одним автоматом прыгать если что? Это тебе не такси, это огневая точка вроде бы. Ты теперь в армии, а не в гостях у подполковника Стойлохрякова, боец! – Лейтенант говорил почти ласково, но Резинкин на всякий случай начал потихоньку отступать за широкую спину Лехи Простакова. Мало ли что? Это год назад взводного, «пиджака» интеллигентного, можно было подкалывать и временами в упор не замечать. А уж как изменился, когда в эту долбаную Чечню попал... Откуда только у бывшего близорукого студента с язвой и командный голос взялся, и взгляд, от которого иной раз Леха меньше ростом становится – снизу вверх на командира смотрит?
– Так, давай плащ сюда, и я пошел! – Мудрецкий завернулся в шуршащую зеленую оболочку и выскочил под проливной дождь. Одним движением вскочил на броню, вторым – скрылся в люке, третьим – высунулся из «БРДМ» и показал Резинкину кулак. – Почему люк за собой не закрыл?! Ну погоди, Резина, вылезу – порву!!!
– Ага, только сначала просохни, – хихикнул Витек, как только тяжелая крышка опустилась на предназначенное ей место.
– Ты чего
– А ты сам прикинь – люк-то я открывал над командирским местом... Допер?
– Не-а, – честно признался Леха.
– Во-во, и он тоже не сразу, только когда уже на сиденье плюхнулся. Ну, люк открыт, дождик – сам видишь, сиденье – клеенка, да еще и продавлено малость. А ему на рации работать надо срочно, он и сел с размаху, не глядя. Как думаешь, много там натечь успело?
– Наряда на два точно. – Широкое сибирское лицо расплылось в ехидной ухмылке. – Так что выспись сегодня получше, завтра не получится. Слушай, а вообще-то прикольно, что мы сюда попали, точно? Будет о чем дома рассказать – все-таки на войну съездили!
– Вот погоди, обратно приедем, тогда и говори, – проворчал Резинкин. – Как оставят нас тут до самого дембеля... А потом кто-нибудь возьмет и приколется. И нас заодно приколет. Ну его на хрен, такое приключение, и без него будет чего вспомнить... Скажешь, нет?
– А чего такого вспоминать-то? – Леха задумался. Крепко задумался. Как всегда, этот процесс затянулся надолго...
В это время лейтенант Мудрецкий занимался одновременно двумя важными делами – укладывал на мокрое сиденье пятнистый бушлат, снятый со спинки водительского сиденья, и пытался настроить рацию. Старенькая рация хрипела из последних сил, иногда горестно подвывала, но соединять взвод спецсредств с командованием отказывалась напрочь.
– Сорок два полста один, Сорок два полста один, я Сорок два тридцать пять, прием. – Мудрецкий поплотнее прижал черные кожаные «пилюли» ларингофонов к шее. – Сорок два полста один, ответьте Сорок два тридцать пятому, прием...
Рация насмешливо заулюлюкала, потом раздался отчетливый и узнаваемый звук сливаемой в унитаз воды. В наушниках побулькало, потом помолчало минуту-другую и начало задумчиво насвистывать.
– Сорок два полста первый, Сорок два полста первый, отвечайте Сорок два тридцать пятому, прием...
Рация сердито зарычала и неожиданно откликнулась хриплым, смутно знакомым голосом:
– Задолбал ты, Сорок два тридцать пятый! Если так приспичило поговорить – мотай в комендатуру и по телефону позвони! Ну не слышат тебя, не слышат! Чего орешь-то, чего эфир засоряешь?
Мудрецкий от неожиданности подпрыгнул так, что крышка люка, встретившаяся с упакованной в шлемофон макушкой, зазвенела и чавкнула раскисшим уплотнителем.
– Я Сорок два тридцать пять, кто на связи?!
– Ага, не узнал! Богатым буду! – радостно хихикнули наушники. – Я Триста шестьдесят шестой, помнишь такого? Заходи, поговорим, тут как раз новостей пачка. Один черт: не докричишься до начальства – твою Сто двадцать третью и в Гудермесе не слыхать уже, а Полста первый сейчас в Ханкале. С московскими дружками водку пьянствует.
– А ты-то откуда знаешь? – изумился Юрий. – Что, в пачке новостей и эта есть?
– Есть, конечно. Приедешь, могу даже сказать, с кем именно. Три часа назад прилетели, а местные уже и звездочки на плечах пересчитали, и по должностям знают. Секретность у вас в армии, блин... Давай подваливай. Будем проводить профилактику терроризма, преступности и простудных заболеваний. В такой сырости они очень хорошо распространяются, так что надо срочные меры принять. У меня все снаряжение уже готово, но можешь и свое прихватить, чтобы никому мало не показалось. Как понял, Сорок два тридцать пять?