Демидовы
Шрифт:
Через минуту вошел сияющий Никита.
— Аль передумали по-хорошему, Василий Никитич? — весело начал он и осекся.
Строгие глаза капитана сердито смотрели на заводчика.
— Как вам не стыдно! — горько вымолвил он, вручил Демидову его ларец, круто повернулся и удалился в комнату.
Никита смущенно опустил хмурые глаза, засопел, потоптался и медленно пошел к выходу.
— Гордец, великий гордец твой хозяин! — укоряюще сказал он стряпухе. — Ну да ладно, видали и таких!
Садясь в сани, Демидов люто подумал:
«Похрабрись у меня! Не я буду, коли этого гордеца не выживу с Камня!»
Ярко
«Унесло иродов!» — довольно подумала стряпуха, плотнее завернулась в шушун и захрапела на печи.
Время шло, а Татищев не снимал дорожных застав. Правда, темными ночами демидовские обозы добирались все же по тайным заимкам до заводских амбаров и сгружали зерно, но терпеть больше не было мочи. На семейном совете решили отправить царю Петру Алексеевичу челобитную на Татищева. В той жалобе Демидов писал, что капитан ничего не смыслит в рудных делах и мешает ему, верному царскому слуге, развернуться на Каменном Поясе.
«Погоди, я тебе прищемлю хвост!» — грозил Демидов и с нетерпением ждал гонца с ответом от царя. Чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, старик с раннего утра обходил домны, мастерские, амбары, во все вникал сам. Но и в жарких хлопотах никак не мог забыть он своего врага Татищева.
В эту нудную пору, словно чтобы обрадовать старого заводчика, явился к нему неожиданно приписной мужик Софрон Согра и принес невиданный минерал Бродил он по речке Тагилке и напал на чудную горку. В срезе ее Согра заметил странный блеск. Приписной заинтересовался неведомой горной породой и выломал кусок. По виду он напоминал вываренное мясо, у которого отделялись тонкими нитями волокна. Никому не сказав о своем открытии, замкнувшись в избе, он долго с женкой возился над таинственным минералом и еще большему диву дался: из найденных волокон можно было ткать, плести. Обрадованный Согра поспешил к Демидову.
— Ходил я, батюшка, по речке Тагилке, и погляди, что отыскал! — протянул он заводчику завернутый в тряпицу поблескивающий, ослепительной белизны камень.
Демидов недоверчиво взял в руку минерал.
— Что за находка? — удивился он и стал внимательно разглядывать ее. Глаза его постепенно разгорелись, морщины разгладились. Большим корявым ногтем Никита стал ковырять поданный камень, и тот рассыпался на мягкие охлопья.
— А ты, батюшка, его молотком постучи и погляди, что только будет! — предложил Согра.
Никита взял молоток и стал колотить по куску. Минерал под ударами распушился на тончайшие шелковые нити.
— Ты гляди, что творится! — удивленно рассматривая волокна, сказал Демидов. — Будто и впрямь куделька, мягка да шелковиста!
— И я так мыслю, хозяин! Как лен, эта куделька горная на пряжу годна! — пояснил приписной.
— А ты откуда знаешь, что сей минерал на пряжу гож? — спросил его Никита.
— Женка полотенца соткала. Гляди, хозяин! — Согра вытащил из-за пазухи кусок холстины. — Вот оно сроблено из такой кудельки! — ответил приписной.
Вместе с Согрой заводчик отправился на место находки и был весьма поражен, когда неподалеку от Невьянска увидел целую гору из чудесного минерала. Никита жадно хватался за камни, разбивал их молотком, пушил на волокна.
— Моя эта горка! Моя — с жадным огоньком в глазах выкрикивал он и торопил погрузить каменную кудельку в возок.
На другой день Никита настрого наказал Софрону прислать свою старуху. Он внимательно допросил ее и приказал отвести амбар для тайной работы. Крестьянка оказалась толковая, сметливая. Она старательно отколотила камень, промыла и оставшиеся тонкие волокна пустила в дело. Чтобы лучше ткалось, старуха добавила в горную пряжу льна и слегка смочила маслом. В неделю старуха Согры соткала и поднесла Демидову скатерть.
— Хоть скатерть эта, батюшка, и не» самобранка, но заветная она: в огне не горит и всегда новенькая! Гляди, кормилец!
Старуха проворно взмахнула скатертью, и не успел хозяин ахнуть, как мастерица бросила ее в огонь. Демидов снова диву дался. Полотно из горной кудели не горело, оно накалялось и от накала белизной своей стало чище выпавшего снега. Выгорели в нем только лен да масло и грязь!
— Дивная скатерка! Ой, до чего дивная! — никак не мог успокоиться Никита.
То, что горная куделька не горит в огне, приводило его в неописуемый восторг. Давно уже так не радовался Демидов.
«Вот и подарочек царю!» — подумал он и стал собираться в дорогу.
— Ты бы, батя, на заводе побыл, а я поехал бы в Санкт-Питербурх, — просил отца Акинфий.
Никита и слушать не хотел, только руками замахал:
— Да ты что! С Татищевым тягаться не шутка. Умен! Хитер! Нет уж, сынок, сам доберусь! Видно, не скоро ответ на челобитную придет.
В дорогу заводчику отобрали лучшие сибирские меха, серебро, уложили в сундуки и на сундуки навесили крепкие замки. Особо осторожно упрятали в укладку скатерти, рукавицы и кружева, сработанные из горной кудели.
По приезде в столицу Никита вырядился в лучшее платье и поехал к Меншикову.
Князь переехал к этому времени в просторный дворец на Васильевский остров. У ворот дворца толпились приставы, стража, во дворе у коновязи ржали кони. Когда княжеский холоп ввел Демидова в покои, у того глаза разбежались. Покой был крыт китайским штофом, мебель замысловатая с бронзою, кругом в простенках сверкали большущие зеркала. Никита тревожно подумал: «Да-а, зажил нынче Данилыч! Не зазнался бы!»
Однако сам князь вышел навстречу гостю. Меншиков изрядно потолстел, появился второй подбородок, у глаз легли морщинки. Одет был Александр Данилович в блестящий мундир, на котором сияли орденские кресты и звезды, в руках он держал трость с бриллиантовым набалдашником.
Князь остановился, с минуту молча разглядывал гостя, всплеснул руками:
— Никита! Каким ветром занесло?
— Да с Каменного Пояса, — потянулся целоваться Демидов.
— Ах, желанный гость! — Меншиков весело прищурился, хлопнул Никиту по спине. — А соболей много приволок? Я ведь ноне женатый. Жену обряжать надо!
«Ишь хапун какой, — подумал Демидов. — Богатств, поди, и без того не оберись, а все мало».
— Как же, приволок, Данилыч. Ух, какую я рухлядь-то добыл! Никогда такой не видели в Санкт-Питербурхе! — ответил Демидов.