Дэмиен
Шрифт:
— Я ненавижу тебя за это, — продолжила я. — Ненавижу тебя.
Его кадык дернулся, кожа побледнела, и я могла бы поклясться, что увидела, как его сердце разбилось прямо у меня на глазах. Ему пришлось сцепить руки, чтобы они перестали дрожать.
— Мне очень жаль.
Я вздернула подбородок.
— Твоих сожалений никогда не будет достаточно.
— Я покончил с этим, — тихо воскликнул он. — В тот день, когда я поехал в больницу с твоей мамой и мы узнали, что она больна, я покончил с этим. Возможность потерять твою маму заставила меня понять, что она единственная женщина, которую я когда-либо любил и буду любить всегда.
Я уставилась на него, ненависть текла по моим венам вместо крови.
— Не говори ей, — повторил он. — Я умоляю тебя.
— Ты ее не заслуживаешь.
— Ты права, не заслуживаю, — отчаянно согласился отец, каждые несколько секунд бросая взгляд на дверь. — Но, пожалуйста, ничего не говори. Аланна, ей нужно сосредоточиться на предстоящем лечении и борьбе с этой болезнью.
Гнев захлестнул меня.
— Как ты смеешь! — огрызнулась я. — Как ты смеешь использовать ее борьбу, чтобы заставить меня замолчать!
— Аланна! — Отец почти зарычал. — Ненавидь меня столько, сколько хочешь, но не причиняй своей маме больше боли, чем уже есть.
— Я? — недоверчиво прошептала я. — Я ничего не сделала! Ты изменяющий придурок, засовывающий свой член в другую женщину.
У моего отца отвисла челюсть.
— У меня никогда не было секса с Оливией.
Оливия. Так зовут потаскуху.
— Я тебе не верю.
— Клянусь жизнью, я этого не делал, Аланна. — Поклялся он. — Мы целовались и прикасались друг к другу, но до секса дело никогда не доходило. Это ничего не оправдывает, и все равно это полное предательство доверия твоей мамы, но твоя мама... она единственная женщина, с которой у меня когда-либо была физическая близость. Всегда была она, с тех пор, как мне исполнилось семнадцать.
— Была она, пока ты не встретил ту потаскуху.
Все тело отца обмякло.
— Я всегда буду сожалеть о том, что обманул доверие твоей мамы. Правда, Аланна, но, пожалуйста, подумай о том, что это сделает с ней, когда нам понадобится, чтобы она была сильной.
Меня начало трясти от злости.
— Ты трус, — сказала я ему. — Ты гребаный трус.
Он сглотнул, его адамово яблоко дернулось.
— Я знаю.
Я услышала шаги на лестнице и почувствовала, как взгляд моего отца прожигает меня последней мольбой держать рот на замке. Я проигнорировала его и сосредоточилась на своей маме, когда она вошла в комнату. Ее глаза лишь слегка покраснели, и на ее красивое лицо вернулась улыбка. Она посмотрела на меня и обнаружила, что я смотрю на нее. Подошла ко мне, села и положила руку мне на колено.
— Мы справимся с этим, — сказала она, выпрямив спину. — Нет ничего такого, с чем мы втроем не смогли бы справиться вместе.
Мы трое... вместе. Бл*дь.
Когда она обняла меня, я посмотрела прямо на своего отца, и когда слегка кивнула ему, он практически сдулся от облегчения. Я отвернулась от него, закрыла глаза и сосредоточилась на своей маме. Я буду хранить от нее этот мучительный секрет, потому что он прав в одном — нам нужно, чтобы она сосредоточилась на борьбе со своей болезнью, а не на том, что он нарушает свои клятвы.
— Я так сильно люблю тебя, мамочка.
Она крепко обняла меня.
— Я люблю тебя еще больше, детка.
Страх окутал меня.
«Пожалуйста,
До этого момента я не знала что такое абсолютная беспомощность.
Глава 6
Четыре часа назад я узнала, что у моей мамы рак молочной железы. После первоначального шока родители объяснили мне, что заболевание обнаружено на ранней стадии. Лечение должно начаться в ближайшее время, и вероятность успешной ремиссии выше. Ничего из этого меня не утешает, потому что, в конце концов, у моей мамы рак, а единственная цель рака — убить своего носителя.
И этот носитель моя мама.
Я осталась в доме родителей, разговаривая и плача, пытаясь смириться с этой новостью, изменившей мою жизнь. Когда моя мама начала проявлять признаки усталости, я придумала предлог, что мне нужно пойти домой и подготовиться к завтрашнему деловому собеседованию. Это обрадовало мою маму, потому что она хотела, чтобы я вела себя как обычно, но, судя по выражению глаз моего отца, он знал, почему я ухожу.
Я оказалась у входной двери дома Броны и Нико вскоре после того, как рассталась с родителями. Было еще не поздно, около девяти вечера. Мне пришлось припарковаться на дороге, потому что машина Кейна стояла на подъездной дорожке рядом с машиной Нико, а машина Райдера стояла позади них обоих, не оставляя больше места. Несмотря на то, что у меня был ключ, я постучала в дверь и стала ждать.
Кила открыла дверь и широко улыбнулась, когда увидела меня, но постепенно улыбка сползла с ее лица.
— В чем дело?
Я не могла ей ответить; я прошла мимо нее и услышала, как она закрыла за мной дверь и быстро последовала за мной в гостиную, где были все. И под всеми я подразумеваю каждого. Джакс спал на руках у своего отца, а Локки спал на руках мамы. Джорджи нигде не было видно, поэтому я предположила, что она уже спит в своей кроватке наверху. Нико держал в руке радионяню, чтобы увидеть и услышать ее, если она проснется.
— Так, так, — объявил Алек, когда его игривые глаза встретились с моими. — Смотрите-ка, кто решил показать свое лицо.
Я не удостоила его взглядом; вместо этого я сосредоточилась на своей лучшей подруге, которая не сводила с меня глаз, медленно поднимаясь на ноги.
— Аланна, — медленно произнесла Брона, привлекая всеобщее внимание к тому, что со мной не все в порядке. — В чем дело?
На мгновение я лишилась дара речи, а потом каким-то образом мне удалось произнести слова, которые, как я знала, будут преследовать мои мечты.
— Моя мама, — прохрипела я, готовясь произнести слова, которые ни один ребенок никогда не хотел бы произносить. — У нее рак.
Все потрясенно втянули воздух, но меня это не удивило. Что меня действительно удивило, так это то, что первым человеком, который подошел ко мне, заключил в свои объятия и прижал к себе, была не Брона. Это был Дэмиен, и в тот момент не было другого места, где я хотела бы быть.
Я обняла его за талию и уткнулась лицом ему в грудь, когда из меня вырвались рыдания. Я не уверена, как долго пробыла в объятиях Дэмиена, но в конце концов он усадил меня на теперь уже пустой диван. Он сидел слева от меня, все еще крепко обнимая за талию, в то время как Брона сидела справа. Прислонившись своей головой к моей, она обняла меня.