Демон-дракон
Шрифт:
– Точно мне не известно, – чуть стушевался священнослужитель. – Все должно быть в письме.
В общем, немного еще поговорили, но Максиму ничего толком из священника вытянуть не удалось. А применять магию он не решился, так как на причале было очень много зевак, моряков и иных совершенно не нужных глаз. Поэтому, тепло распрощавшись со столь таинственной личностью, он вернулся в свою каюту и вскрыл письмо…
– Годриг!
– Да, господин, – спустя полминуты в дверь вошел рыцарь.
– Отправь в город двух человек, пусть поспрашивают о патриархе Германе. Чего хочет? С кем воюет? Только
После чего вернулся к делам куда более насущным, а там было чем заняться.
Оба нефа были уже разгружены и подняты на камелях до совершенно ничтожной осадки в полметра. Само собой, все паруса и такелаж, включая мачты, были сняты. А плотники, нанятые в порту, трудились не покладая рук. Ставили мощное рулевое перо на металлических петлях. Штурвал. Брашпили для тяжелых якорей. Укрепляли набор. И так далее. Но главное делали на берегу – новые паруса и такелаж. Сам того не ведая, Максим собирался превратить свои нефы в подобие двухмачтовой брамсельной шхуны с гафельными парусами. Совершенно невероятное в то время парусное вооружение не вызывало ничего, кроме удивления и осуждения со стороны знающих мастеровых. Но люди Максима просто выполняли его приказ, а остальные работали за деньги. Дескать, дурит, и пусть дурит, лишь бы платил исправно.
Проблем с этими всеми модернизациями, конечно, было невероятное количество, так как местные моряки до предлагаемых бароном решений еще не доросли, а он сам не был моряком, а потому выдумывал велосипед, причем далеко не самый оптимальный. Хотя в сравнении с тем убожеством, что несли нефы изначально, даже его потуги выглядели откровением. В общем – дел хватало…
– Ты так молод! – удивленно покачал головой патриарх вместо приветствия. – То, что говорят о тебе, совершенно невероятно.
– Говорить могут все, что угодно, – уклончиво ответил барон. – Мы не в силах противиться переменчивым слухам, которые нередко живут своей жизнью.
– То есть те три чуда, что ты явил миру, навет?
– Давайте говорить предметно. Какие именно три чуда?
– Исцеление императора, разгром отряда наместника Иерусалима и ночь, проведенная в его гареме.
– Все это так. Было. Но скажите мне, как вы проверили сведения о гареме?
– Только косвенно. Новый наместник, когда прибыл в Иерусалим, пришел в неописуемую ярость и приказал продать тех жен и наложниц в бордель. Но кто-то их выкупил до начала торгов. Вряд ли такое могло произойти просто так. Ты не знаешь, кто их мог выкупить?
– Мой добрый друг. Полагаю, он посчитал, что этих женщин ждет незавидная судьба, и решил им помочь.
– Допустим. Но, признаться, я во все это не верю. Очень уж похоже на сказку. Ты не выглядишь святым. А Всевышний не помогает в таких делах, как близость с женщиной, да еще с чужой.
– Откуда вы знаете?
– Святые отцы…
– Они разве напрямую общались с Создателем? – перебил патриарха дракон. – Или, может, как и ныне действующий понтифик, были одержимы лукавым?
– Это ересь! – рявкнул, грозно сдвинув брови, патриарх.
– Вы не верите мне? Что вас может убедить в моей правоте? Чудо?
– Хм… Вот так сразу? Думаешь, что покажешь мне фокус, и я поверю?
– Наверное, вы слышали о том, как я поступил
– Да. Этот дурень Феофан божился, что ты читал над каждым из них молитву, после чего тело распадалось в прах. Что это вообще такое? Как человек может на глазах развалиться в прах?
– Хотите посмотреть?
– Безусловно. Но только в освященном храме, в присутствии епископов и прочих свидетелей.
– Как вам будет угодно, – покладисто кивнул дракон.
– Следуй за мной, – произнес патриарх, усмехнувшись. После чего развернулся и пошел во внутренние помещения. Максим же, смиренно и на вид даже несколько беспечно последовал за этим весьма неприятным человеком. Изнутри же он весь напрягся и начал не только «смотреть в оба» да прислушиваться, но и принюхиваться, стараясь уловить какую-нибудь необычную печать крови. Слишком уж нагло вел себя патриарх…
В помещении старой и хорошо намоленной церкви находился и подопытный – связанный мужик в грязной рясе, откровенно фонивший похотью, даже сейчас, связанный и избитый, он ощупывал Максима взглядом на «нетрадиционный предмет общения». Кроме него, там же находилось пять епископов и весьма необычный диакон. Внешне-то ничего такого – просто ветхий старик. А вот букет его крови говорил о том, что в нем есть какая-то совершенно ничтожная, но капля родства с драконами. Так что Максим вновь глубоко вдохнул воздух и расплылся в улыбке, наблюдая этого старичка.
– Отец Вениамин, – окликнул его патриарх. – Вот человек, о котором я тебе говорил.
– Вы хотите, чтобы он стал свидетелем чуда? – улыбнулся дракон.
– Создатель к нему благоволит, – хмыкнул Герман. – Позволяет видеть невидимое. Иногда исцелять от хворей. Да и вообще – ему уже сто десять лет, что само по себе немало. Отец Вени… – осекся патриарх, увидев, что тот стоит на коленях и смотрит на гостя с радостным изумлением…
– Боже! Это просто невероятно!
– Ты знаешь, от кого ведешь свой род? – доброжелательно спросил Максим.
– Да, господин! Конечно! Никогда не думал, что увижу… – он нарочито кашлянул, осекшись.
– Не ты один удивлен нашей встречей, – кивнул ему благосклонно дракон.
– Отец Вениамин, что ты такое говоришь? – поразился патриарх, в то время как епископы наблюдали, не вмешиваясь, молча переваривая свои эмоции.
– Этот… человек во много тысяч раз сильнее меня.
– Ты уверен? – опешил патриарх.
– Безусловно. И пришел он сюда только по доброй воле. Пожелай он гневаться – от Смирны и руин не осталось бы. Всевышний к нему благоволит безмерно.
– Отец Вениамин, давайте все-таки я сделаю то, ради чего пришел? Вы не против?
– Как я могу быть против вашей воли? – с благоговейным почтением склонился старик.
– Отлично, – кивнул дракон, предвкушая небольшое пополнение резервуара маны и по уже отработанной схеме, произнеся краткую молитву, поглотил бедолагу, осужденного на смерть церковными иерархами. Впрочем, ему все это было не принципиально – лишняя капля маны в любом случае не помешает.
Лица епископов и патриарха стали невероятными по своему выражению. Ужас, смешанный с крайней степенью удивления. Лишь Вениамин выразил искреннюю заинтересованность: