Демон Эльдорадо
Шрифт:
Ясно видимые в случаях, когда эта комната становилась местом массового паломничества, барельефы на стенах сейчас едва просматривались. Разные животные и пауки, древние символы богов, словно ползали по желтым, белым и красным пятнам. В полумраке они казались куда более зловещими, чем при ярком свете факелов.
Младший жрец, путаясь в полах расшитого черными полосами плаща, уже спускался с лесенки. Отблески его угасающего факела метались по древней бугристой стене, словно гигантские змеи из мира мертвых.
– Ничего, – поклонившись, сообщил жрец. – Эти стены не трогал никто после самой постройки Храма, в углах даже паутины нет.
–
Жрец не решился отойти, пока Аталай медленно вел по стене ладонью, собирая на нее вековой налет копоти. Чтобы пробиться через скалу, в которой, собственно, и были вырублены все помещения Храма, потребовалась бы не одна неделя напряженного труда и множество твердых инструментов. Не менее твердых, чем этот камень… Такая трудная работа не могла бы остаться незамеченной и неуслышанной. А ведь многие жрецы то и дело посещают пирамиду по служебным надобностям, отыскивая в ее комнатах нужные атрибуты или просто выгребая истлевшие от старости «сокровища».
Впустить в Храм человека только для того, чтобы через какое-то время он захотел выбраться обратно, нагим и без реликвий? Нет, никакой солдат не осмелился бы осквернить усыпальницу, опасаясь расправы сидящих в ней богов.
– Ты его видел, Аталай, – несмело, но прерывистым от любопытства голосом спросил младший жрец. – Какой он, посланник богов?
– Идет только второй день, а вся храмовая братия уже знает о явлении!
Аталай почувствовал досаду, но совсем не оттого, что слух так быстро распространился. Хотя младший служитель Храма наверняка так и подумал. Нет, верховный жрец пребывал в тщательно подавляемом смятении, в которое впал его разум после такого небывалого события. Вот уже четыре десятка лет он служит богам телом и душой, приносит им жертвы и совершает каждодневные моления, не говоря уж о многих ночах, проведенных у зрительных труб и за изучением астрономических петроглифов и звездных фигур. Мир давно ясен ему до последнего пятнышка на Луне и волоска на теле альпака. Богам полагается пребывать высоко в небе, взирая на смертных с высоты своего положения, и не мешать им творить мелкие шалости.
Зачем оказался тут белокожий гигант? Что он должен сделать такого, до чего у простых людей не дошли бы руки? В какую тайную щель заглянуть, невидимую со звезд, и донести о том покровителям мира? Именно на то, что привычный ход вещей дал сбой, заставив Аталая противодействовать этому с риском быть раздавленным богами, он и досадовал.
– Уакаран разрешил нам не скрывать это знание, – оправдался младший жрец.
– Человек, первым увидевший гостя, еще не очнулся? – спросил Ило.
– Не знаю, господин!
Похоже, этот простой парень был готов сам брякнуться в обморок от такого двойного натиска.
– Скоро посланник выйдет к нам, а затем явит себя народу, – бросил Аталай и скорым шагом, как только мог быстро, направился к выходу из усыпальницы.
Как ни тяжело ему было передвигаться после дневных трудов, близкое присутствие богов в лице старых правителей не давало ему расслабиться. К тому же упоминание Ило о жреце, повредившемся головой, напомнило Аталаю о его намерении посетить лекаря.
На этот раз они выбрали другую дорогу, сразу поднявшись на улицу по узкой и крутой северной лестнице. Ило поддерживал наставника под руку, чтобы ему не пришлось отдыхать через каждые десять ступеней. Ход вывел их к синему из-за сумерек переулку, примыкавшему к Храму. Тут жили семьи младших слуг сапаны и мастеров по металлам. Вдоль улицы лежал последний луч Солнца, готовящегося закатиться за Храм, что возвышался на скале к западу от города.
Сейчас на этой улочке было довольно шумно. Главы семейств возвращались со своих работ. Судачили на камнях старухи, пользуясь последним теплом, при этом они успевали сплевывать в кувшины пережеванные маисовые зерна, чтобы те перебродили в чичу. Играли с собаками и друг с другом дети. Переругивались через ограды хозяйки, успевая хлопотать у очагов.
Однако ледяной ветер с белых вершин уже подгонял людей к огню. Улица упиралась в квартал знати, и как раз в этом месте, вплотную к отвесной скале, прилепился дом лекаря, который пользовал всех высших жрецов и чиновников. Звали его Уймун, и полноправным лекарем он стал несколько лет назад, когда достиг на этом поприще немалой известности. Распорядитель храмовых работ приказал освободить его от обязанностей жреца и предоставить другое, более почетное жилище.
Чтобы попасть в помещение, где обычно и проводились лечебные действия, нужно было пройти вдоль всего дома, между ним и высокой плетеной оградой. В сопровождении слуги оба жреца вышли в сад, к низкой соломенной крыше, установленной на четырех столбах.
Сейчас под ней сидела на скамье молодая женщина. Она привела дочь, лицо которой искажала боль. Лежа на холщовой подстилке, девочка поскуливала со сжатыми зубами, пока Уймун с помощью сына разминал ей тазобедренный сустав. Вдоль всего края подстилки, прижимая ее к земле, стояли глиняные фигурки людей и животных с оскаленными мордами. Лекарь негромко напевал, а его подручный свистел, выбирая паузы между словами Уймуна. Они сделали все, чтобы у злых духов и врагов больного не было возможности помешать исцелению.
– Господин… – Женщина при виде верховного жреца вскочила и склонилась со сложенными на груди руками. Уймун отвлекся от лечения и тоже хотел приветствовать Аталая, но тот хмуро кивнул и жестом приказал лекарю продолжать.
– Где содержится наш пострадавший? – тихо спросил он у Ило.
– В комнате для тяжелых больных.
– Все понятно, – сказал лекарь, окончив осмотр девочки. – Принеси наш отвар для этого случая.
Мальчик сбегал к дому, снял с открытой полки обожженный до черноты глиняный кувшин в форме старушечьей головы и нацедил лекарство в глубокую чашку, затем подал ее отцу. Тот потрогал отвар языком, поморщился и силой заставил девочку выпить его. Пациентка мычала и мотала головой, но все-таки допила мерзкую, судя по всему, жидкость, чтобы тут же с выпученными глазами прижаться к матери. Похоже, ее так и тянуло стошнить, однако она крепилась.
– Я даю тебе еще семь раз по столько же, – сурово бросил лекарь и подал знак сыну, чтобы тот наполнил отваром пустую емкость. – Пей каждый вечер, и болезнь пройдет. И больше не приходи ко мне с этим суставом, помогать не буду – это значит, ты нарушила мое приказание.
– Нравится мне этот мастер, – пробормотал Ило. – Мертвого поднимет.
Уймун быстро выпроводил посетителей и не мешкая провел высоких гостей в дом, в комнату для тяжелых больных. Она примыкала к саду и не имела окон, чтобы ночной холод не тревожил живущих там пациентов. Но несколько отверстий под самым потолком все же обеспечивали нужную вентиляцию, иначе находиться тут было бы немыслимо.