Демон-искатель
Шрифт:
Иннокентий шагал по заснеженной земле, громко напевал своим гортанным пьяным голосом:
– Летят утки, летят утки и два гуся, ох, кого люблю, кого люблю – не дождуся.
Шатаясь и напевая, одну и ту же строку, ноги наконец не удержали его, и он громко плюхнулся на ледяную корку.
– Проклятие! Чертова зима-старушка! Будь ты неладна и весь снег твой!
Громила злобно плюясь пытался встать, но каждый раз поскальзывался.
– Черт! – кричал он каждый раз, когда ему не удавалось подняться. – Катись,
Иннокентий, в конце концов, сдался и лег на холодную морозящую грязь и уже немного посапывая бормотал:
– Чертов Хлевадий, сукин сын, когда-нибудь он у меня еще попляшет.
И вот его глаза уже слипались, но внезапно… Раздался дикий рев! Такой, что боров сразу протрезвел.
– Что происходит! – закричал он, отрывая голову ото льда.
И увидел… Те же кровожадные золотые глаза-факелы с узкими зрачками и белоснежной, улыбкой чеширского кота с небольшими клыками.
– Нет, не надо! – завопил Иннокентий и что есть силы старался отползти как можно дальше от этого зверя.
Глаза с улыбкой медленно следовали за ним.
– Не надо! Нет! Прошу!
И вот он услышал… Шепот! Тихий шепот, как будто сам ветер говорил с ним. А затем чудовищная боль.
– Люди! – кричал он, чувствуя, как его ноги медленно скрючиваются и ломаются будто щепки.
А затем и руки покрылись маленькими ранками, но из них ручьями текли струйки крови.
– Людиии! – вновь воззвал он. – Не бросайтеее!
Но никто из жителей не вышел из своих домов, но все они слышали крики и как новая жертва корчится в муках. И никто не решался выйти. И только желтые глаза, да злобная ухмылка были рядом с Иннокентием, а с его смертью и они исчезли.
Ранним мерзлым утром его труп нашли. Весь изрезанный и искалеченный. Массивная, упитанная шея была надломана и свернута на правый бок. И кровь все еще текла из жертвы, которую настиг «иркутский зверь», как называли его в губернии.
– Надо позвать Анатолия, – сказал один из косматых крестьян. – Пусть похоронят бедолагу.
– Как бы нам на его месте не оказаться.
– Это все тот англичанин! – заявил один из мужиков в рванье. – Надо прибить гада!
Остальные люди ему вторили, выражая бурное согласие.
– Пора сжечь черта!
– Сожжем его!
И вот тело Иннокентия унесли, и разъяренная толпа направилась к дому Хлевадия.
Тот уже все прекрасно знал и его съедал страх. – «Это невыносимо!» – Восклицал он мысленно. – «Столько лет я жил припеваючи, а теперь все псу под хвост! Все из-за этого мальчишки! Да! Мальчишка виноват во всем! Надо от него избавиться раз и навсегда! Но как?»
Взгляд буржуя пал на черный пистолет, висящий у него на стене.
– «Вот как!» – подумал он и возликовал.
Ваня тем временем начал проходить в себя. Синяки и раны все еще давали о себе знать, а колющие сено только усиливало боль. Переворачиваясь с бока на бок, он спросил себя:
– Как я раньше здесь спал?
Нехотя он снова повернулся на другой бок и увидел лежавших батраков, мирно спавших на соломе.
Эта картина вызвала у него ярость и гнев. Они спят, в то время как ему ломают кости! – «Но Димы нет!» – Внезапно шепнул его внутренний голос.
«Да и вправду, где Митя? И почему все еще спят?» – Такие вопросы возникли у него в голове, пока тоскливый голос его не окликнул:
– Ваня, Вань вставай.
Он неохотно поднялся и увидел Диму, стоявшего на входе в хлев и держа в руке угольного цвета револьвер. За забором кричали недовольные.
– Что это значит?
– Хлевадий тебе расскажет, – очень унылым голосом сказал он. – Идем быстрее. – и поманил пистолетом за собой.
– А если не пойду? Ты меня застрелишь? – глаза Вани так и горели от ярости.
– Не глупи. Я такого не сделаю.
– Ты уже это сделал, тряпка! – горячо взревел Ванька и, встав с кровати на застеленную снегом землю, пошел за своим братом.
Пока они шли к дому, Дима заговорил:
– Я хочу тебя защитить.
– Нет, не хочешь! – заявил мальчишка.
– Ты понимаешь, что опасно злить Баракова?
– Недолго осталось мне его злить!
– Ты о чем? – непонимающе посмотрел Дима на брата.
– Я уезжаю! На следующей неделе, если этот кошмар закончится, меня продадут другому буржую!
На это Дима ничего не ответил, они продолжали идти к дому молча, и лишь крики за забором ее нарушали. Каждый из них думал о своем, и у каждого была боль на сердце.
Пока Дима утешал себя мыслями: «Если повезет все кончиться иначе. Я смогу уговорить его не делать этого, если Ваня отдаст то, что принадлежит Хлевадию. Да я так и сделаю! Сделаю!»
Его брат же думал совершенно о другом. В нем все больше горела ярость. Настолько сильная, что не холод ни снег на его волосах не беспокоили его. Как ему надоело, что с ним обращаются как с коровой! Он вспоминал и приятные моменты с Марианной. Она не боится своего отца, она идет наперекор ему! Но откуда в ней такая сила?
«Это не важно!» – Решил про себя Ваня. – «Сегодня я сделаю все, что захочу! А хочу я лишь одного и этого я добьюсь!»
Войдя через черный ход, крики стали немного тише из-за того, что были приглушены белыми кирпичными стенами. Идя через мраморные коридоры, освещенные свечами, шагая через зал, который озаряла огромная золотая люстра. Наконец, они вошли в кухню, где за большим прямоугольным столом сидел боярин, с отвращением поедая кусок жареной телятины.
– Мясо чертово совершенно протухло, – бурчал он. – Хотя никаких признаков, что она испорченная нет, – и, посмотрев на Ваню, добавил. – Ну что, гаденыш, ты готов искупить грехи?