Демон отверженный
Шрифт:
Собравшись с мужеством, я выпалила:
— Ма, мне нужно обратить действие зелья памяти.
Она приподняла брови, снова глянула на мою шею.
— Тебе нужны чары Пандоры? Для кого?
И близко она не была такой сумасшедшей, как я думала. Воодушевленная тем, что она знает, как по-настоящему называется то, что я ищу, я сказала:
— Для меня.
Прозвучало это грустно, и мама, услышав мои виноватые интонации, даже испугалась слегка.
— О чем забытом ты теперь вспомнила? — спросила она.
Охватив чашку ладонями, я согревала себе
— Меня укусил вампир, который убил Кистена, — прошептала я.
Застывшая поза матери чуть оживилась, она вздохнула, будто прощала меня, взяла меня за руку. В старомодном платье она казалась пожилой женщиной, но руки выдавали ее молодость. Вот жалко, что она держится так, будто жизнь ее близится к концу. Она ведь еще даже не начиналась.
— Милая, — сказала она, и я посмотрела ей в глаза, полные сострадания, — я тебе очень, очень сочувствую. Может быть, лучше было бы забыть об этом? Зачем такое помнить?
— Потому что так надо, — ответила я, вытирая глаза и высвобождая руку. — Кто-то его убил, а я там была. — Я заморгала, пытаясь взять себя в руки. — И должна выяснить, кто это был. Должна.
— Если ты заставила себя забыть, то тебе не понравится то, что ты узнаешь, — возразила она, и какой-то старый страх, не связанный со мной, отразился у нее на лице. — Оставь так.
— Но ведь это Дженкс… — начала я, но она взяла меня за обе руки, остановив мою речь.
— Скажи, — вдруг начала она, — что ты делала, когда вспомнила? Что включило память?
Я уставилась на нее, и сотня уклончивых ответов промелькнула в сознании, но ни один не сошел с языка. Вдруг до меня дошло, что последние три месяца я так много времени была с мамой не ради нее, а ради себя, такой уязвимой после смерти Кистена. И я дала себе волю, уронив голову на скрещенные руки, давясь слезами, которые не хотела выпускать. Вот почему я прибежала к маме, а не ради дурацкого амулета, которого у нее нет, и я это знала. Я думала, что смогу помочь Айви, имея на руках нужные чары. Думала, что смогу помочь себе, но сейчас не могу помочь ни себе, ни ей. Мы получили, что хотели, и это отбросило нас куда дальше назад, чем если бы мы все оставили как было.
Я не могла смотреть на маму, а смотрела лишь на царапины от ее стула на линолеуме, и когда она положила руку мне на плечо, у меня вырвался противный всхлип — будто собака взлаяла. Черт меня побери, мне давно надо вырасти и жить нормально, действовать заранее, а не когда жареный петух клюнет. Надо жить с вампиршей и бросить даже делать вид, что когда-нибудь нас может связать укус, а от этого Айви может и уйти, и я ее пойму. Но я же не хочу, чтобы она уходила, она мне нравится… черт побери, может быть, я даже люблю ее. А теперь — все. Мы должны вернуться назад и обе делать вид, что впереди может быть еще что-нибудь.
— Рэйчел, лапонька моя, — прошептала мама ласково и близко. Запах сирени успокаивал, как ее голос. — Все хорошо. Мне жаль, что ты в таком смятении, но иногда души созданы, чтобы быть вместе, а соответствующих аппаратов нет. Айви — вампир, но она лучшая твоя подруга уже больше года. Вы как-нибудь придумаете, как жить.
— Ты знаешь? — пролепетала я, поднимая голову, и увидела в ее лице глубокое сострадание.
— Трудно было бы не заметить эти укусы, — сказала она. — И если бы их нанес кто-то другой, а не Айви, ты бы сейчас опознавала тело в морге, а не сидела бы у меня на кухне, делая вид, что ничего не случилось. — Я заморгала, а она отодвинула мне волосы и с озабоченным лицом осмотрела шею. — Дженкс сегодня утром звонил и сказал мне, что случилось. Ты же знаешь, он о тебе волнуется.
У меня челюсть отвисла, и я отодвинулась от маминых рук. Ничего себе. Интересно, что он ей рассказал?
— Мам…
Но она пододвинулась ближе вместе со стулом, не снимая руку с моего плеча.
— Я всем своим существом любила твоего отца. Не принимай зелий забвения — они оставляют дыры, а тогда ты не помнишь, откуда взялись твои чувства. От этого становится еще хуже.
Я не принимала зелий забвения, а что их принимала моя мать, было для меня открытием.
— Ты их пила? — спросила я, гадая, не оттого ли мама такая психованная. А мама прикусила губы, обдумывая ответ.
— Да кто их не пил? — ответила она наконец, погрустнела и тихо добавила: — Однажды. Когда стало по-настоящему плохо. Они никогда не держатся постоянно, и нет чар, которые могли бы вернуть все полностью. Заклинание для отмены действия было утеряно еще до того, как мы переселились на эту сторону линий. Может быть, оно есть у Трента, но выманить у эльфа заклинание не проще, чем выманить тролля из-под моста.
У меня слезы высохли мгновенно.
— Ты знаешь, что он…
Она улыбнулась, гордая мной, и погладила меня по руке.
— Скажи мне, если сумеешь уговорить этого скареда пустить тебя в свою библиотеку. Ему бы полагалось иметь к нашей семье некоторое уважение, а он ведет себя так, будто бы ты ему враг, а не спасительница.
— Стоп, придержи коней! — Я заправила выбившуюся прядь за ухо, потом сдвинула ее опять вперед, чтобы закрывала шею. Все мысли про Айви, Кистена и все прочее отступили на второй план. — Я ему не спасительница, а он убийца и мерзавец. Я его однажды посадила в тюрьму, и сделала бы это опять, если бы думала, что он там задержится.
Мама поморщилась, медленно убрала пальцы с моей руки.
— Не удивительно, что он тебя недолюбливает. Так вот, Рэйчел, это надо прекратить. У него может оказаться то, что тебе когда-нибудь понадобится.
Например, чары Пандоры? — выдохнула я про себя, сутулясь на стуле.
— Мам, — начата я жалобно, но она приподняла бровь.
— Жизнь слишком коротка, чтобы разлучаться с теми, кого любишь, — сказала она. — Даже если это тебя пугает.