Демонология Сангомара. Преемственность
Шрифт:
Кобыла подошла чуть ближе к ребенку и наклонила морду, рука ребенка потянулась погладить ее, но на полпути мальчик вдруг замер. В синих проницательных глазах блеснуло сначала подозрение, потом страх. Ребенок одернул руку и медленно, словно боясь спугнуть животное, отошел сначала на шаг, потом на два, все дальше и дальше. Тело мальчика затряслось мелкой дрожью, а он все отходил назад, пятился, в ужасе взирая на прекрасную кобылу.
Лошадь, казалось, удивилась, потому что повела шеей и замерла, смотря на ребенка удивительно голубыми глазами с продольно-овальным зрачком. Кобыла сделала шаг
– Я знаю, кто ты, – воскликнул он испуганно.
Лошадь заржала и сделала еще один шаг в сторону ребенка, пританцовывая, побила копытами землю.
– Нет, я к тебе не притронусь, – мальчик пятился в высокую траву, лошадь шла за ним, ребенок не сводил с нее глаз, та тоже смотрела на него.
– Не иди за мной! – перепуганно пропищал Уильям и едва не споткнулся о камень.
Неожиданно лошадь встала как вкопанная, замерла, она поняла, что мальчик не собирается больше подходить к ней. Из ее глотки раздался жуткий визг, тело преобразилось, в мгновение морда удлинилась и появилась оскаленная и усеянная кривыми и острыми зубами пасть, грива и хвост покрылись тиной, корпус вытянулся и провис к земле, оканчиваясь длинным хвостом, передние ноги скрючились, а задние будто и вовсе пропали.
Ребенок вскрикнул, развернулся и в страхе пустился наутек, не оглядываясь. Через высокую траву прочь от озера, к сосновому бору. За ним с оглушающим грохотом, словно был не ясный полдень, а гроза с громом, мчалось чудовище, уже совсем не грациозное и величественное, а отвратительное, темное, с запахом тины и пускающее пену из пасти. Длинный язык вываливался из оскаленного рта, черная демоническая лошадь хрипела и визжала так, что у мальчика заложило уши.
Как бы быстро не бежал Уилл, но кобыла настигала его гигантскими скачками на своих кривых передних конечностях. Сверкнула разверзнутая над головой ребенка пасть с кучей острых зубов в несколько рядов, мальчик прыгнул вперед, перекатился, послышался еще более громкий визг, ребенок оглянулся. Кобыла забилась в приступах, ударилась словно о невидимую стену, защелкала озлобленно пастью в нескольких шагах от ребенка.
Мальчик дрожал, обхватил руками колени и смотрел на бьющуюся в агонии Кельпи. Кельпи верещала и долбилась головой о эту непреодолимую для нее преграду, пускала пену ртом, а Уилл плакал навзрыд и, кажется, вся округа притихла, вслушиваясь и всматриваясь в том, что происходило у озера.
Чуть погодя Кельпи замерла у невидимой стены и застыла как вкопанная, разглядывая всхлипывающего и лежащего на траве ребенка; она тихо фыркала и лязгала пастью в воздухе, можно было подумать, что она уже мысленно пережевывает мальчишку. С трясущимися руками и зареванными глазами Уильям унял дрожь в коленях и встал. Кобыла, ну то есть то, что теперь ее лишь отдаленно напоминало, смотрела на ребенка немигающим взглядом ярко-синих глаз с продольно-вытянутым зрачком.
– Кельпи, ты Кельпи… – мальчик снова разрыдался от нахлынувших его эмоций и сделал пару шажков назад. – Я читал о тебе в сказках.
Демоница взбрыкнула и завопила гневно и обиженно.
– А я тебя не боюсь!!! – мальчишка вытер слезы испачканным рукавом и, пошатываясь и дрожа как осиновый лист… скорчил рожицу и показал язык чудовищу.
У него еще дрожали руки и ноги, он был до смерти перепуган, но он ощутил то, что называют самым сладостным чувством – чувством победы. Еще мгновение назад он должен был погибнуть, а сейчас уже, хоть и со слезами, но в ликовании строил мины.
– Чудище озерное, чтоб тебе пусто было! – закричал ребенок, стараясь унять, наконец, эту предательскую дрожь в теле. – Сиди тут одно, страдай!
Кельпи фыркнула, развернулась и медленно побрела в сторону озера. Из ее глотки раздался горестный стон от того, что такая легкая добыча сбежала, а теперь еще и издевается. Мальчик, поеживаясь от страха и постоянно кидая взгляды в сторону озера, затушил огонь у ивы, которая стояла на таком же примерно отдалении от воды, что и место, где кобыла ударилась в невидимую стену. Он быстро взвалил на себя короб с рыбой, взял удочку, опер ее об плечо и побежал, таща тяжелую ношу домой.
2107 год по общему летоисчислению, 230 год по Офуртскому, спустя два года.
Стояла дикая жара, над Сонным озером колыхалось душное марево и всякий зверь, птицы или рыба попрятались куда только можно было. Даже ивы, окружавшие озеро, казалось скрючились от жуткого пекла и слегка подвысохли. Высокая и пожухлая трава раздвинулась и на небольшую полянку ступил мальчик. Это был тот же самый мальчик, который два года назад чудом избежал смерти от Кельпи. Но теперь он же, подросший и вытянувшийся, десятилетний, снова пришел на это же место. Зачем?
Он оглянулся заплаканными и опухшими глазами, нашел взглядом тот клочок земли, где кобыла ударилась о невидимую стену, еще раз посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что это то самое место и никак иначе. Снова нырнул в кусты и вернулся с несколькими камешками, которые разложил по границе, чуть ближе к своей стороне, с запасом на пару шагов.
– Кельпи, ты здесь? – позвал негромко и неуверенно юноша.
Ответом ему была лишь зловещая тишина, парень прождал, сдерживаясь, пару минут и когда понял, что никто не придет, упал на землю на колени, разрыдался.
– Я просто не знаю, куда еще идти, – слезы бежали по его лицу, казалось, что юноша сильно ранен, настолько громкими и проникновенными были рыдания. Но нет, внешне он был цел и невредим. Похоже мальчика терзала внутренняя и очень сильная душевная рана.
– Вчера случился пожар в храме Ямеса… И… Отец погиб, его, обожженного, вытащили, когда потушили огонь… И Вларио, он тоже сгинул в этом чертовом пожаре… А мой учитель… Он задохнулся в дыме и не смог выбраться, потому что был почти слеп… – юноша прижал руку к сердце и склонился к земле в громких рыданиях.
– Был такой сильный огонь… Мне никогда не было так страшно… Даже когда ты гналась за мной, чудище.
– Я не знаю, зачем пришел сюда… Не знаю… Матушка ни жива, ни мертва, не видит ни меня, ни моего брата, не узнает нас. Бабушка Удда отпаивает ее чем-то, сказала, что матушка будет никого не узнавать ближайшие несколько недель… Нас отправили к дедушке и бабушке в Малые Вардцы.. А брат Малик, он не любит меня и сказал сегодня, что лучше бы я сгорел, чем отец. Мне даже некому рассказать о том, что случилось… Линайе запрещают со мной играть, а другие дети называют меня чокнутым.