Дэмономания
Шрифт:
— Ну и?
— Дошло до тысячи, осталась одна страничка — матриаршица платить не хочет. В огонь. Но не успел лист догореть, мать кричит: подожди, я заплачу! Сивилла хватает листок из огня, остается половинка. — Вэл зло ухмыльнулась. — И та заплатила.
— Это предупреждение? Твоим клиентам?
— Клиентам? — оскорбленно переспросила Вэл. — Ну а ты сама что? — Она показала на будничную одежду Роузи. — Ты — это ты и есть. Разве так уговаривались?
— Знаю. Придумаем что-нибудь.
— Роузи! Начало через два часа!
— Да знаю, знаю. Ну, давай посмотрим.
Она оглядела гостиную и холл
— Я тут с ума чуть не сошла, — проговорила она. — Сэм. Майк. В смысле, все это у меня из головы не идет.
Дверь под лестницей вела в подвал. Роузи чуть приоткрыла ее и заглянула внутрь; подумала о вещах, крутившихся там, внизу, в стиральной машине; подумала о Сэм, о Пирсе, о бывшей экономке Бони миссис Писки. Потом закрыла дверь.
— Ну ладно, — сказала она.
Роузи поднялась по лестнице, и Вэл пошла за ней; ее раньше никогда не приглашали туда, она и не напрашивалась, даже насмешливо фыркнула бы, предложи ей кто осмотреть комнаты. Какая широкая темная лестница. В глазах у Роузи зажегся тревожный огонек, она словно видела прямо перед собой незримое другими.
Роузи вошла, а Вэл остановилась в дверях.
— Это его комната?
— Ага.
Стариковский запах выветрился еще не до конца; на середине большой кровати, где Бони спал год за годом, осталась вмятина. Вэл осторожно вошла. — В общем-то, он был сукин сын, конечно, — сказала Роузи. — Но добрый ко мне.
Она отворила зеркальные раскладные дверки стенного шкафа; отраженная в них комната распалась и разлетелась в стороны. Полгода назад Роузи выбирала здесь погребальный костюм для Бони.
— Так, придется тебе помочь мне, — велела Роузи. — Вот. — Она достала и подала Вэл костюм-тройку из харрис-твида {525} .
— Ой, нет! — воскликнула Вэл.
— Мне эта комната нравится, — заметила Роузи. Она оживилась и принялась набирать скорость, как поезд, который отходит от станции, преодолевая инерцию, которая потом будет его подгонять. — Нравятся эти большие окна, шкафы. Мой шкаф… — Роузи махнула рукой — мол, ничего, пустяки, не важно. Она выдвинула ящики, вынула из стопки белую рубашку (миссис Писки когда-то постаралась) и с хлопком расправила ее, точно флаг. — Как думаешь, стоит мне перебраться в эту комнату?
— А черт его знает, — ответила Вэл.
Роузи сняла свитер и надела мягкую рубашку Бони.
— Наоборот надела, — хмыкнула Вэл.
— Вот и помоги мне, — попросила Роузи.
Вэл шагнула к Роузи. Та накинула рубашку задом наперед — Бони любил просторные сорочки, и эту нетрудно было застегнуть на спине.
— Боже ж ты мой, — пробормотала Вэл.
— Отложные манжеты. — Роузи вытянула руки. — Нужны будут запонки.
Затем настала очередь большого галстука; Вэл выбрала темно-бордовый с неярким узором, накинула его зловещей петлей на шею Роузи и стала примериваться, как завязать узел. Роузи, стоя к ней спиной, пыталась помочь словами и жестами: вот так нужно.
— Вокруг через верх, продела обратно и вниз.
Получилось удовлетворительно, хотя до виндзорского узла-самовяза {526} Бони было далеко. Затем жилетка, шерстяной стороной назад,
— Наверное, я переберусь сюда, — сказала Роузи. — В эту комнату. Думаю, да. Только ее надо покрасить. В белый цвет.
— Просто в светлый, — откликнулась Вэл.
— Это все уберем, — продолжала Роузи.
Она имела в виду темные офорты с церквями и монументами Старого Света, кресло на колесиках и темные шторы. А спать можно на его кровати. Вполне.
С брюками пришлось помучиться: они были продуманы тоньше, чем Роузи могла представить, и никак не хотели надеваться задом наперед, да к тому же оказались длинноваты. По-девчоночьи проказливо хихикая, костюмерши взяли ножницы и стали резать дорогую ткань.
— Ну а как насчет… — начала было Вэл, вертя голову Роузи, торчавшую из костюма задом наперед, как у сломанной куклы, словно повернули вокруг оси.
— Ах да! — воскликнула Роузи и вразвалочку вышла из комнаты, а Вэл покатилась со смеху, глядя, как она идет; Роузи осенило.
Где-то на первом этаже, в каком-то из ящичков, набитых всякой всячиной, — она прямо-таки видела этот ящик и, кажется, могла в нем мысленно порыться — вот только вспомнить бы, где он находится.
На первом этаже тоже все переделаю, думала она. Сниму кружевные занавески, пожелтевшие, как покровы мумии, и тяжелые шторы; обои переклею. Ага. Точно. Вот эти кожаные диванчики тоже убрать, прежде всего тот, на котором у Сэм случился первый приступ.
— Ага, вот.
Роузи подошла к старому комоду в гостиной — тому самому, на котором прежде стояла шкатулка с хрустальным шаром в кожаном мешочке, — заранее предвкушая находку. Выдвижные ящики скрывались за дверцами комода: к чему такая таинственность? Роузи выдвинула самый нижний (когда только успела там полазить и запомнить, что где лежит? А, не важно, когда-то успела) и принялась рыться: куча старых открыток и журналов, большие карманные часы, календарь. С минуту рассматривала фотографию, подвернувшуюся под руку; ферротипия, наверное, — всего несколько квадратных дюймов: мальчик в осеннем саду, в костюме Елизаветинской эпохи. Кто это и где? Положим обратно. А вот то, что нужно: белая маска. Печальное белое тонкое человеческое лицо; толстая верхняя губа придает ему вид черепа без нижней челюсти, но изящный нос и лоб по-своему даже красивы.
— Вот, — утвердила она.
Этикетка на внутренней стороне гласила: La Zanze Venexiana Maschere espressive. Neutrie larve. [87]
Роузи взяла маску и связала ленточки на лбу, так что белый нос уставился назад, туда, откуда мы пришли, а длинная венецианская губа повисла прямо над узлом галстука. От неожиданности Вэл громко ахнула. Роузи попятилась в ее сторону, протянув вывернутые за спину руки. Но она еще жутче смотрелась, когда шла вперед, как на пущенной задом наперед кинопленке; кукольный старик, у которого все сгибается не там, где надо.
87
«La Zanze», венецианский мастер выразительных масок. Простая маска ( ит.).