Демоны
Шрифт:
Надеюсь, мне удастся с этим справиться. Вот только мне кажется, что человек может запросто спятить после нескольких таких экспериментов.
– Кажется, мы с вами еще не встречались, мистер Искерот? – спросила женщина с рыже-белокурыми волосами, поднимавшаяся вместе с ним в лифте.
Волосы были больше белокурыми, чем рыжими – длинные, волнистые. Стивену вспомнилась красотка середины прошлого века, которая была нарисована на каком-то бомбардировщике: почти совершенное лицо, ямочка на подбородке, что-то сверкающее в хрустально-голубых глазах. На ней была красная кожаная куртка, открытая спереди так, что были видны чувственные изгибы, туго обтянутые
– Ведь вы действительно мистер Искерот?
– Что? Ох, простите, я вам не ответил. – Он почувствовал, что его лицо пылает. Он глазел на нее, вместо того чтобы слушать, что она говорит. – Я хочу сказать, мысленно я ответил «да».
– Я обычно не читаю мысли. Только каждую третью среду. Он послушно захихикал, пытаясь определить, какие у нее духи. Гардения? Да, но запах очень тонкий, почти неслышный. Лифт дошел до одиннадцатого этажа здания «Западного Ветра», и он вышел вслед за ней.
– Меня зовут Стивен Искерот…
– А я племянница босса. Так что со мной лучше быть повежливей! – Ее лицо было непроницаемым, но глаза смеялись.
– Как я могу быть с вами невежливым! Я ведь… – «Нет, не стоит говорить „я ведь только человек"». – Ну, как бы то ни было, если вы племянница мистера Уиндерсона, то значит, вас зовут Жонкиль? Он как-то упоминал мне о вас.
– Да уж лучше бы упоминал! Ему даны четкие указания упоминать обо мне каждому подающему надежды парню, кого он выдвигает сюда…
– Не знаю, насколько значительные я подаю надежды…
– Я слышала, что у него насчет вас большие планы. Вы собираетесь возродить психономику, так ведь?
– Может быть – как только пойму, что это такое. Она засмеялась.
– Да, я тоже ничего в ней не смыслю.
Но он почему-то подумал, что она просто притворяется на этот счет, что она знаете точности, что это такое. Подумав так, он почувствовал некоторое беспокойство, но быстро забыл об этом, глядя в ее глаза. Как там называлась эта песня, которая нравилась папе? «Хрустально-голубой соблазн»?
– Э-э… я… – Он в смущении огляделся вокруг. Одиннадцатый этаж.
Она поджала губы, на этот раз чтобы скрыть улыбку.
– Не тот этаж?
– Да нет, просто я… – Он обреченно вздохнул. – Ладно. Вы правы. Не тот этаж.
– Приму это как комплимент. Прощайте, мы еще увидимся… двумя этажами выше, насколько я понимаю.
– Конечно. Увидимся…
Но он не видел ее до тех пор, пока ему почти не приспело время посетить Пепельную Долину.
Айра прихлебывал кофе с ароматом розовых лепестков. Сидевший напротив него за маленьким столиком турецкого кафе Йанан смотрел на него и полуулыбался. Пейменц, сидевший справа, сердито смотрел в свою собственную недопитую чашку, лихорадочно жуя клейкий кусок пахлавы [47] . В кафе играл магнитофон с турецкой музыкой, но Айра лишь отдаленно отдавал себе в этом отчет.
47
Пахлава – блюдо египетской кухни (рулеты из рисового теста с орехами и медом).
– Тебе нравится кофе с розовыми лепестками? – спросил Йанан. – У тебя такой вид, что я подумал – может, он тебе не нравится?
– Да нет, нравится, – сказал Айра. – Интересно. Это что-то вроде… вкус кофе как бы прерывается чем-то чужеродным – все равно что вырастить кофейное дерево в розарии, – обычное ожидание напрягается, раскрывается. Такое приятное напряжение в смеси двух вкусов. И запахи тоже странным образом гармонируют.
Пейменц кисло посмотрел на него.
– И все это ты вывел из одного глотка кофе? Может быть, ты новый Пруст [48] ?
48
Марсель Пруст (Marcel Proust, 1871-1922) – французский писатель, автор цикла романов «В поисках утраченного времени» (1913-1927). Многие эпизоды в книгах Пруста привлекают внимание к явлениям субъективного восприятия пространства и времени и особенно непроизвольной памяти; внутренняя жизнь героя воспроизводится как «поток сознания».
– Ну, я…
Йанан рассмеялся.
– Посмотрите на Пейменца! У него плохое настроение! Почему вы отождествляете себя со своим плохим настроением, Пейменц, э?
– Вы так хорошо знаете мое внутреннее состояние? Что, я постоянно должен резвиться как дитя?
Йанан лишь улыбнулся. Пейменц пожал плечами и взглянул на Аиру; оба они думали об одном и том же: Йанан был вполне способен увидеть внутреннее состояние Пейменца, даже если бы профессор сделал хорошую мину.
Пейменц действительно был в одном из своих худших настроений; это было типично для него – внезапно переходить от кипучего энтузиазма к угрюмости. Это у него было врожденное, он знал это, и все остальные знали это.
Немного помолчав, Йанан сказал:
– Возможно, профессор, что на самом деле вы не отождествляетесь со своим подавленным состоянием. Но мне кажется, что это так. Как и Айра, вы беспокоитесь о Мелиссе и о мальчике. С ними Ньерца – они будут в порядке. Но возможно, это забота более себялюбива, чем мне кажется, хм?
Пейменц кивнул, криво улыбаясь.
– Да, действительно. Это также ощущение, что самая значительная часть моей жизни уже в прошлом. Я принес слишком много вреда своей душе еще до вторжения. А теперь… Я потерял надежду. Я слишком устал, чтобы отыскать то, что когда-то имел. Я даже не знаю, что мне теперь делать в профессиональном смысле. Я зол из-за того, что все, открывшееся миру девять лет назад, теперь… потеряно. Так что даже это усилие кажется потерянным. Я знаю – это самосожаление. Или очень похоже на то.
– Друг мой, ты сейчас путешествуешь через пустыню, которая называется «ужасная истина старости». И до оазиса еще далеко. Но оазис будет. И все же… тем временем… э?
Пейменц кивнул.
– Я знаю. Тем временем.
Айра отхлебнул кофе и посмотрел на часы. Через сорок пять минут он должен был давать урок рисования. Он потянулся было к пахлаве, но передумал: не хотел, чтобы пальцы стали липкими от меда. Его папка с рисунками была с ним, прислоненная к стене, и в ней был рисунок, который он хотел показать Йанану.
– Вы действительно думаете… – Он прервался, поскольку турецкая музыка неожиданно замолкла. Внезапно в маленьком кафе возникла звенящая тишина.
Они были здесь одни, не считая владельца кафе – лысого темного плотного мужчины с белыми усами щеткой, который вопиюще нарушал законы штата, дымя сигаретой, передвигаясь по маленькой кухне. Перерыв в музыке заставил Аиру понизить голос.
– Вы действительно думаете, что люди могли это забыть, профессор?
Пейменц презрительно фыркнул.