Демоны
Шрифт:
Они вступили на улицу, подходившую к парковой общественной уборной. С других сторон появились две другие процессии. Через улицу были дома, они горели.
На улице уже было несколько человек. Большинство их были мертвы. Демонстранты клали на землю рядом с ними новые тела, улыбались, некоторые нежно похлопывали своих мертвецов. Потом она увидела мистера Гаррисона – кажется, его так звали? Он держал скобяную лавку.
Мистер Гаррисон из скобяной лавки, удобно ухватив новенький плотницкий молоток с круглым бойком, подошел к коренастой мексиканке лет сорока, которая обычно присматривала за детьми фермеров, когда они работали в поле, и принялся молотить ее по голове – методично, тюк, тюк, тюк, рассеянно улыбаясь.
Когда
Вибрация, призвавшая их сюда, теперь стала слышимой. Это было ритмичное биение, которое заставляло их всех приседать и вновь выпрямляться в медленном, спонтанном групповом танце, образуя круг вокруг кургана тел. Бонни танцевала медленно, размахивая мертвой девочкой для равновесия.
Над курганом Бонни видела лицо. Казалось, что оно складывается само собой из дыма горящих домов. Чем больше она смотрела, тем более определенным оно становилось. У него был огромный зубастый рот, а его глаза…
Но тут она услышала, как кто-то хрипло выкрикивает ее имя. Она опустила глаза и увидела своего мужа, Хорэса; он лежал на животе у подножия кургана мертвых тел. Но он не был мертв. На нем был промасленный рабочий комбинезон, но ботинки он где-то потерял. Он пытался выползти из кучи тел, и она видела, что он борется с голосом, с вибрацией, с зовом.
Бонни подошла к нему, размахивая ребенком. Она уронила девочку на землю перед его лицом. Он подполз к ней, разевая рот, словно кукла. Кукловод был немым.
Хорэс протянул руку к девочке, и в то же время Бонни упала на колени. Она протянула руки к его шее и начала душить его. Он был слишком слаб, чтобы защищаться.
– Это тебе, – сказала она лицу, формировавшемуся над курганом мертвых тел. – Прошу тебя, дай мне снова это чувство… Это тебе… тебе…
Бонни продолжала сжимать шею мужа еще несколько минут после того, как он умер. Потом она посмотрела вверх и увидела мистера Гаррисона, стоящего над ней со своим молотком.
– Это тебе, – произнес мистер Гаррисон. Он обращался не к Бонни.
Он с силой опустил молоток на ее лоб, и она упала в дыру, которая проходила через весь мир, – и эта дыра, поняла она, была ртом, и этот рот поглотил ее.
Она слышала, как кто-то думает. Он думал не на ее языке, но она все равно понимала его.
«Искорка, искорка, искорка, о, если бы только она осталась со мной!»
Затем последовала вспышка черного света. После этого Бонни стала так же мертва, как мертвы все люди во все времена.
5
Подлетая к Ашгабату, Туркменистан
Рассвет. Самолет Аэрофлота, рейс 233, дрожа до своих металлических костей и воняя реактивным топливом, направлялся из Афин в Алейск, Россия, с посадкой в Туркменистане. Айра не мог спать на протяжении полета. Самолет был реликтом двадцатого столетия, и каждый раз, когда он встречался с турбулентным потоком, Айра слышал, как болты грохочут в гнездах.
Пилот что-то объявил по-русски. Закутанная в шарф пожилая женщина в ситцевом платье, сидевшая возле него, перевела: «Он говорит, что мы приближаемся к Ашгабату». Она выглядела как настоящая русская бабушка, однако, по ее словам, была бывшим профессором университета. Под ее безмятежным взглядом он вытащил свой наладонник, положил его на откидной столик и еще раз распаковал свои любительские видеофайлы с Маркусом.
– Милый ребенок, – проворковала она. – Очень хорошее сердце, сразу видно. Верно?
– Да, да, еще как верно, – проговорил он, и его собственное сердце сжалось как в тисках, когда он увидел Маркуса, миниатюрную фигурку, затерявшуюся на крохотном экране, Маркуса, всего какой-то месяц назад пытавшегося управиться со скейтбордом. «Он слишком мал для скейтборда», – сказала его мама, но Маркус преклонялся перед двоюродным братом Аиры, Варни, который был чемпионом среди скейтбордистов, в исполнении которого балетные олли [54] выглядели легкими, который выполнял все трюки, от различных флипов [55] до гринда «5-0» [56] , от хилфлипа [57] до переворота доски на 360 градусов, и все это сопровождалось чрезвычайным апломбом, и лишь изредка – трещиной в бедре. Варни подарил мальчику скейтборд, и теперь Маркус выделывался перед отцом, пытаясь показать, как он умеет огибать углы и делать олли – самый простой из трюков. Некоторое время он выпендривался перед камерой, а потом поехал прямо на нее, вихляя, но с решительным видом, подшучивая над собственными неуверенными попытками удержаться на доске и распевая популярную песенку голосом, полным шутливого самоуничижения:
54
Олли (ollie) – основной трюк, на котором строятся многие другие трюки в скейтбординге – балансировка на доске без поддержки.
55
Переворот доски «кверху ногами», после чего доска вновь становится на колеса.
56
Скольжение задней осью подвески скейтборда по парапету или периле.
57
Флип, при котором доска закручивается пяткой.
Все несутся, все прыгают,
Все платят налог на прыжки,
Ты должен заплатить, чтобы кататься здесь.
Посмотри на меня, у меня кружится голова от высоты -
Я на колесах… я на колесах…
Потом он свалился на задницу, смеясь во все горло; ручная камера Аиры, подрагивая, опустилась, чтобы оставить его в кадре. Маркус притворно стонал: «Мне нужен врач – но только если здесь нет девушек… ох, черт!»
Взяла ли Мелисса с собой портативный медицинский сканер? Да, Айра был уверен, что взяла. Он сам позаботился об этом и сам перезарядил батарейки.
Глядя на Маркуса на маленьком экране, бабушка-профессор рассмеялась. Айра кивнул, улыбаясь – его глаза щипало от слез, – и перемотал вперед до другой сцены: Маркус играет c Кенни, мальчиком-китайцем, который жил с бабушкой и дедушкой на той же улице. Ему было одиннадцать, но он был не выше Маркуса ростом и казался не намного более взрослым. Двое ребят играли в голографическую игру, в которой они шныряли среди спроецированных голографических образов и отбирали сокровища у увертывающихся трехмерных фигур эльфов и симпатичных ведьм. Но одна из фигур, тролль, выглядела как-то слишком демонически… и китайский мальчик разразился слезами. Айра вспомнил, что его родители были убиты Крокодианом. Маркус выключил игру и с изумительным отсутствием претенциозности обхватил рукой плечи ослабевшего от всхлипываний мальчика. Утешая ребенка, который был на два года старше него, он говорил: «Я знаю, каково это, Кенни. Правда, я знаю».
Пока его русская знакомая, высунувшись в проход, спорила с обслугой – она заказывала кофе, но, по-видимому, получила ответ, что они слишком скоро приземлятся, – Айра перешел к другому файлу, рисунку, который он сделал в портативном цифровом блокноте.
Он воззрился на рисунок и покачал головой, озадаченный. Он пытался набросать по памяти портрет Маркуса. Он уже делал это раньше, и без всяких затруднений, но на этот раз на его набросках лицо Маркуса казалось размытым, смешанным с каким-то другим лицом, оно казалось слишком взрослым и каким-то… другим.