День 21
Шрифт:
– Куда им было идти? – спросила Саша, стрельнув в него глазами и одновременно отряхивая от пыли лапу игрушечного медведя. – Ты хоть примерно представляешь себе, сколько стоило добраться во время Ухода до одного из космодромов? У людей, которые тут жили, просто не было таких денег.
– Все было вовсе не так! – резко возразил Уэллс. Чтобы успокоиться, он сделал глубокий вдох. Казалось совершенно неправильным кричать в подобном месте. – Люди не должны были платить за то, чтобы попасть на корабль.
– Нет? А как же тогда отбирали колонистов?
– Колонисты были выходцами из стран, которые соблюдали нейтралитет, – сказал Уэллс, чувствуя себя так, словно он вновь оказался в школе. – Из стран, которые оказались не настолько жадными и глупыми, чтоб втравиться в ядерную войну.
Взгляд, который бросила на него Саша, ничуть не походил на преподавательский. Учителя никогда так на него не смотрели, даже если он ошибался. В глазах девушки смешались жалость и презрение: такое выражение Уэллс видел порой на лице отца.
– Почему же тогда абсолютно все на ваших кораблях говорят по-английски? – сдержанно спросила она.
Ответа на этот вопрос у него не нашлось. Он всю жизнь пытался представить, каково это – увидеть настоящие земные руины, и вот теперь, стоя среди этих руин, думал о загубленных в Катаклизм жизнях, и дыхание его перехватывало.
– Надо возвращаться, – сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы помочь Саше встать.
Она долгим взглядом посмотрела на чемодан, потом положила мишку и приняла руку Уэллса.
Глава 15
Беллами
Ему понадобилось некоторое время, чтобы уговорить Кларк вернуться в лагерь. Она настаивала на том, чтобы продолжить осмотр обломков: вдруг они каким-то образом прольют свет на судьбу предыдущей группы колонистов. Но время шло, тени удлинились, и кожа Беллами покрылась пупырышками, которые не имели ничего общего с разлившейся в воздухе прохладой. Продолжать торчать среди леса, когда за любым кустом могли скрываться наземники, было просто глупо. Вот, когда эта маленькая шпионка расскажет, где искать Октавию, он вооружится и пойдет туда. Рисковать же головой без всякой подготовки, да еще когда поблизости была Кларк, он вовсе не собирался.
В бесплодных поисках прошел час, и Кларк в конце концов сдалась.
– Одну секундочку только подожди, – сказала она, поспешила к краю поляны и остановилась у дерева, ветви которого сплошь покрывали белые цветы. Само дерево выглядело хрупким, оно казалось каким-то слишком маленьким для этого буйного цветения, и Беллами вспомнилась Октавия, которая, бывало, напяливала на себя одежду матери и в таком виде выхаживала перед ним.
Кларк встала на цыпочки, обломала несколько цветущих веток и, опустившись на колени, разложила их перед могильными камнями. Склонив голову, она на несколько мгновений замерла в молчании, потом встала, взяла Беллами за руку и повела его прочь от забытого всеми на свете маленького кладбища.
Пока они шли обратно к лагерю, Кларк была непривычно молчалива, и Беллами в конце концов нарушил тишину:
– С тобой все в порядке? – Он протянул руку, чтобы помочь девушке перебраться через ствол упавшего дерева, но та даже не заметила этого.
– Все нормально, – сказала она, забираясь на ствол и аккуратно спрыгивая с другой его стороны.
Беллами ничего на это не сказал. Он знал, что лучше на нее не давить. Кларк была не из тех девушек, которые прибегают к манипуляциям, она всегда прямо говорила то, что хотела сказать. Но когда Беллами снова посмотрел на нее, что-то в ее лице ветревожило его, заставив усомниться в своем решении. Кларк не выглядела озабоченной или грустной, но ее словно что-то терзало. Беллами внезапно остановился и обнял девушку, но она тут же отступила, не ответив на его объятия. Он тоже отшатнулся было, но передумал и обнял ее крепче:
– Кларк, что не так?
Когда она заговорила, ее голос звучал тихо и ровно:
– Я не могу перестать думать об этих могилах. Мне просто хотелось бы знать, кто были эти люди, как они умерли… – Кларк замолчала, но Беллами знал, что она подумала сейчас о больных, которые остались в лагере.
– Понимаю, – сказал Беллами. – Но, Кларк, кем бы ни были эти люди, они умерли больше года назад. Ты все равно не смогла бы им помочь. – Он на мгновение замолчал. – И подумай вот о чем: в конце концов, они же были тут, на Земле, хотя, может быть, и недолго. Может, они дали тут всем джазу.
К его удивлению, Кларк улыбнулась. Улыбка была слабой, но грусть из глаз девушки исчезла.
– Дали джазу? Что это значит? Это когда ты так рад и возбужден, что готов слушать джаз?
– Что значит «готов»? Наоборот, ты возбужден и счастлив, потому что послушал джаз. Сердце начинает биться в такт джазовым рифам – вот тебе и возбуждение!
– Но эта музыка уже несколько веков как утрачена, – парировала Кларк, все еще улыбаясь.
Беллами хмыкнул:
– Может, на Фениксе так и есть. А я однажды нашел старинный MP3-плеер с джазовыми песнями. – Он пожал плечами. – Во всяком случае, я решил, что они джазовые. – Ему всегда казалось, что именно так – душевно, свободно, весело – и должен звучать джаз.
– И как этот самый джаз звучит?
– Наверное, лучше спросить, как этот самый джаз ощущается, – сказал Беллами, взял руку Кларк и принялся отстукивать на ней ритм. Она вздрогнула, когда его пальцы добрались до тыльной стороны локтя.
– Значит, это как будто какой-то псих щекочет твою руку?
– Не только руку, а все тело. Джаз ощущается в горле, – он переместил руку ей на шею и пробежал пальцами по ключице, – в ногах, – Беллами опустился на колено и постучал по ботинку Кларк (та рассмеялась), – в груди. – Тут он встал, положил руку чуть выше того места, где, предположительно, находится сердце, и замер.
Кларк закрыла глаза и затаила дыхание.
– Кажется, я его чувствую, – проговорила она.
Беллами в восхищении смотрел на нее. С закрытыми глазами и неплотно сомкнутыми губами, с вызолоченным лучами света ореолом рыжеватых волос, Кларк казалась одной из сказочных фей, о которых он когда-то читал на ночь Октавии. Беллами склонился к девушке и коснулся губами ее губ. Она коротко поцеловала его в ответ и отодвинулась, хмуря брови.
– Может, пойдем уже дальше? – спросила она. – Нас не было довольно долго.