День Черных Звезд
Шрифт:
– Да они и есть дикари, – усмехнулся мужчина. Поискал, куда бы сесть. Стовер заставил сегмент пола подняться и образовать кресло, в которое тот с явным облегчением уселся. – Адепты церкви Единого Неделимого создателя, но из очень отсталого мира.
– Откуда вы, уважаемый?
– Если говорить обо мне, то я – скромный пилигрим, несущий слово Единого в молодые миры и отыскивающий достойных…
– Мир какой, я спрашиваю?
– А, вы об этом? Родился в Железной Сотне, был изгнан еще в ранней юности. Странствовал, проповедовал. Нес слово Единого.
Агор и Аран едва заметно переглянулись, но от Стовера их взгляды не укрылись.
– Вы хотите что-то спросить? – обратился он к математикам.
– Да, – Агор встал, подошел поближе. – Скажите, уважаемый, ваша вера случайно не связана с учением Девяти ступеней?
– Нет, даже не слышал никогда, – ответил тот. – Прошу еще раз меня простить. На борту – шестнадцать подростков и, признаться, я очень и очень устал.
– Если я правильно вас понял, вы преследуете… как вы ее назвали?
– Как выглядит, так и называем. Золотую пирамиду.
– А почему вы это делаете? – прищурился Стовер.
– Потому, что на ней находится зло, – веско сказал Учитель. – Древнее и омерзительное зло. Которое необходимо…
Он запнулся.
– Вы продолжайте, – мягко попросил Стовер.
– Первый приказ был – уничтожить эту пирамиду. Но потом пришел второй – нам следует отвести ее к миру Изначальному.
– А где это? – живо спросил палач.
Бородатый мужчина ответил ему укоризненным взглядом.
– Вы как никогда правы на счет зла, – заметил Стовер. – Зло там действительно… мерзкое. На счет древности не уверен, но на счет омерзительности – соглашусь. Вы были откровенны с нами, поэтому мы не станем ничего утаивать от вас. Мы тоже преследуем эту пирамиду. Правильно она называется секторальной станцией Безумных Бардов.
– Кто такие Безумные Барды? – насторожился мужчина.
– Это одна из так называемых систем Контроля, – с едва заметной усмешкой пояснил Стовер. – То, что вы видите, как зло. Они действительно – зло. По сути своей.
– Почему?
– Они лишают миры права выбора. Подавляют волю. По сути – уничтожают инициативу, везде устанавливая свою власть и свои порядки. Но не на физическом уровне, а выше. На физическом в это время действуют их приспешники. Таковых много.
– Вот оно что… – протянул мужчина. – Вообще, про Контроль я слышал. В ранней молодости, еще когда жил в Сотне. Но, по-моему, то, что я слышал – это были какие-то бредни. А оно, оказывается, вон как. Я, признаться, не думал, что мы искореняем что-то подобное, но теперь… да, вы правы. Все сходится. Даже больше, чем сходится.
– Давайте я вам все спокойно расскажу, – предложил Стовер. – Но прежде скажите, можем ли мы вам чем-то помочь? Я вижу, что вы утомлены и печальны. Может быть, я смогу быть вам полезен?
– Это вряд ли, – грустно усмехнулся мужчина. – Понимаете ли, на этом ржавом корыте нет силы тяжести. И очень тесно. Дети больше месяца нормально не мылись и не ели. Самому старшему – шестнадцать лет, младшему – четырнадцать. Им можно помочь, только дав отдохнуть на хорошей, мирной планете и…
– Подождите, – остановил его Стовер. – Нет силы тяжести? Еда? Мытье? Поможем, непременно поможем, причем сейчас же! Идите скорее на корабль, предупредите детей, что сейчас будет тяжесть, а через часок мы наведаемся к вам в гости и поговорим, – он улыбнулся Учителю одной из самых лучших и отрепетированных своих улыбок для рекламных плакатов – широкой, ласковой и обезоруживающей. – Нам с вами по пути, поэтому мы должны помогать друг другу. Тем более, что дети. Разве я не понимаю?
– Отлично, – подытожил он, когда Учитель, наконец, вернулся на свой корабль. – На совещание – час, максимум. Дальше – как водится, все лучшее – детям.
– Зачем это нужно? – удивился Ричи.
– Придурок, – зло усмехнулся Стовер. – Эти дети едва не стерли в порошок секторальную станцию. Чего молчишь? Доходит? Вот эти дети и вот на этом хламе. Такие дети дорогого стоят. Поэтому детям сейчас будет все – и в лучшем виде. Надеюсь, я переориентировал катер правильно, и никто не треснется головой, когда я уберу порядком доставшую их невесомость.
Через несколько часов чисто вымывшиеся девочки уже пели в коридоре какую-то веселую песню. После того, как появилась тяжесть, всем пришлось привыкать к ней заново – на пол то и дело падали какие-то вещи, которые все привыкли перекидывать друг другу по воздуху одни легким движением, кто-то умудрился шлепнуться и расквасить себе локоть, потому что забыл, что через переборку надо переступать, а кто-то уже вспоминал про невесомость с легкой грустью, ведь когда она была, можно было спать где угодно, а теперь, наверное, спать придется по сменам, коек не хватит. Но это были совершеннейшие мелочи в сравнении с тем, что впервые за все это время они вымылись под настоящим душем (вперед, конечно, пропустили девочек, и те, обрадовавшись тому, воду можно больше не экономить, купались гораздо дольше положенного), и поели горячей, вкусной, хоть и незнакомой еды, которую принес на корабль ласково улыбающийся Ричи.
Перед тем, как отпустить свою команду знакомиться с «новыми друзьями», Стовер провел с ней на редкость жесткий инструктаж. В особенности, конечно, досталось Клайду.
– Учтите, юноша. Если я замечу, что вы хоть один лишний взгляд кинете хоть на одного подростка, я оторву вам руки. А если я замечу у вас в штанах хотя бы одно движение, я скажу об этом вон ему, – Стовер кивнул в сторону палача. – Клайд, я все знаю. А вы – знаете меня. Надеюсь, я все доступно объяснил, и вы меня поняли.
Тот нехотя кивнул.
– Совершенно незачем было унижать меня перед всей командой, Микаэль, – заметил он. – И потом, я бы и сам не стал. Я тоже заинтересован в успешном исходе дела.
– Ну, конечно, – сардонически усмехнулся Стовер. – Мы все тут на редкость сознательные. А как же. Так я и поверил. Теперь – остальные. Максимальная доброжелательность. Великодушие. Приветливость. Ясно? Всех касается. Учтите, что эти детки – на самом деле гнездо с ядовитыми змеями. Если что-то пойдет не так, нас перебьют очень быстро. А нам этого не нужно. Нам нужно уговорить часть их флота пойти вместе с нами за секторальной станцией. И, да, чуть не забыл! Вы все теперь верующие. Все, поголовно.