Шрифт:
НЕМЦОВ Владимир Иванович
ДЕНЬ И НОЧЬ
Бывают люди со странностями. К ним постепенно привыкаешь, и они уже никого не удивляют.
Но что сказать о человеке, который люто ненавидел... Что бы вы думали? Черный цвет! Всего себя он посвятил борьбе с ним.
Не правда ли, странно? Но когда я узнал поближе этого молодого инженера из светотехнического института, то проникся к нему уважением. Больше того ненависть его показалась мне благородной.
Не скрою, кое-какие эпизоды этой борьбы мне представлялись несколько наивными, но
А кроме того, я боюсь, что рассказ этого увлекающегося инженера страдает преувеличениями. Видимо, масштабы его опытов были поскромнее. Во всяком случае, он умолчал, в каком городе они происходили.
Но пусть он сам расскажет. Читатель сумеет отличить правду от вымысла.
– Я еще спал, досматривая последние кадры какого-то странного сна, - так начал инженер.
– Но не думайте, что все произошло во сне... Время подвигалось к восьми часам, поэтому лента сновидения прокручивалась с невероятной быстротой, как на последнем, запоздавшем киносеансе.
Мелькали березы, облака, весенний дождь, грохотал отдаленный гром. Но вот лента оборвалась. Казалось, что вспыхнул свет, - это солнечные лучи ворвались в окно.
Вместо экрана передо мной ярко освещенная стена знакомой комнаты. Настало утро обычного дня, но гром продолжал греметь... Кто-то изо всей силы стучал в дверь.
– Открой, открой сейчас же!
Я мигом вскочил с кровати, набросил халат и повернул ключ.
Мой дорогой дядюшка беззвучно раскрывал рот, что-то пытаясь сказать. Его борода и волосы торчали веерами, будто он испытывал на себе действие электризации.
– Ты... понимаешь... что-нибудь?
– наконец выговорил он, схватил меня за руку и втащил в свою комнату.
Посредине комнаты на стуле была аккуратно развешана одежда: бледно-сиреневый костюм, белая шляпа, пламенеющий галстук, от которого хотелось прикурить. Из-под кровати выглядывали розовые ботинки, похожие па новорожденных поросят.
– Ночью, когда я приехал из командировки, на мне был черный костюм, черные ботинки. А теперь что с ними случилось?
– растерянно спрашивал дядюшка, протирая очки.
– Так и должно быть. Одевайся.
Он машинально оделся, изумленно посмотрел в зеркало, поправил пылающий галстук и, угрюмо взглянув на ботинки розового цвета, пошел в другую комнату.
Сдавленный стон прорвался сквозь дверь. Распахнув ее, я увидел дядюшку, бессильно поникшего в кресле.
– Доктора скорее!
– прошептал он.
– Что с моими глазами?
Комната его совершенно преобразилась. Голубели стены, еще вчера бывшие коричневыми. Слоновой костью блестела мебель. Письменный стол с белым сукном. Все, что было на столе, приобрело цвет бледно-голубой эмали разных оттенков. Бесчисленные солнечные зайчики резко отскакивали от стен, пола, потолка, кресел, шкафов, играли на голубой коже дивана, которая раньше была черной. На окнах колыхались белые шторы. К каждой вещи, точно почтовая марка, прилепился голубой квадрат.
– Да что ж это такое? Ничего не вижу, как в молоко меня окунули!
– стонал дядюшка.
Он вскочил с кресла и, спотыкаясь, побежал вниз по лестнице. Я поспешил за ним.
К подъезду лихо подкатила белая машина. Внутренняя ее обивка была ярко-желтой.
Старик удивленно вскинул на лоб очки, махнул рукой и со злостью рванул ручку дверцы.
– Чертова игрушка, яйцо всмятку!
Машина глухо заворчала и бесшумно понеслась по гладкому асфальту.
У ворот завода нас встретил сторож.
– С приездом, Иван Степанович!
– приветствовал он дядю.
– Как дела в цехе, все в порядке?
– Да как вам сказать... Непонятность какая-то.
– Ну вот, уже с утра начинается!
– недовольно проворчал Иван Степанович и быстрыми шагами направился в цех.
Я еле догнал его. Дверь распахнулась, и он застыл в изумлении.
Здесь тоже не было черного цвета. Стены блестели, как полярные айсберги. Голубизною льда отсвечивали станки. Пол казался белее новогодней скатерти. Разве можно по такому ходить? Но кругом шаркали белые ботинки рабочих, не оставляя на нем следов.
Люди в голубых комбинезонах приветливо улыбались начальнику цеха Ивану Степановичу, застывшему в дверях.
Подошел мастер, смущенно развел руками:
– Вхожу я как-то утром в цех и глазам не верю - все как будто от инея побелело. Даже спецовки в шкафах.
– Уж больно чудно. Может, это научное явление, чтобы вещам седеть? усмехнулся Иван Степанович.
– Не знаю, как по-научному, но так вроде как бы и лучше. Ребятам нравится, работают с улыбочкой"
Иван Степанович хлопнул дверью и выбежал из цеха. Надо постараться его успокоить.
Он стоял в коридоре, жевал свои седые усы и с ненавистью смотрел на розовые ботинки. Увидев меня, он выскочил на улицу и кинулся к машине.
– Подожди, я тоже с тобой!
– крикнул я на ходу.
Надо все-таки ему объяснить это странное поведение вещей.
– Ну скажи, чем ты недоволен? Разве тебе не нравится светлый цех, твой светлый костюм, красивые ботинки? Ты понимаешь, это нужно для...
– Я сам знаю, что мне нужно!
– раздраженно отмахнулся он.
– Стой!
Шофер затормозил возле универмага. Сиреневый костюм дядюшки замелькал в мельничном колесе вращающихся дверей. Я догнал его уже на четвертом этаже.
– Черные ботинки!
– захрипел он, перегнувшись через прилавок.
– Сорок второй размер!
– Черных не держим. Вот, могу предложить.
– И на прилавке мгновенно выросла гора коробок.
– Пожалуйста: белые, палевые, кремовые, фиалковые, а эти, - продавец значительно поднял левую бровь, - самые модные - цвет зари! Рекомендую.
Но покупателя уже не было. Он мчался по лестнице вниз, сверкая пятками розовых ботинок.
– Черный костюм!
– задыхаясь, ворвался он в отделение готового платья.