День «Икс»
Шрифт:
Гетлин говорил внешне спокойно, медленно, обдумывая каждое слово, и от этого все сказанное им приобретало еще большее значение. Это была не мелкая провокация, не убийство какого-то активиста, не диверсия на отдельном предприятии, а попытка ликвидировать сам режим, утвердившийся на востоке Германии и столь ненавистный для них, — все присутствующие прекрасно понимали это.
Они с напряженным вниманием ловили каждое слово Гетлина, стараясь ничего не пропустить, ничего не забыть.
—
— В тех, что составил Хойзер? — спросил Кульман.
— Да, да.
— Ночи не хватит. Надо ведь время, чтобы везти за город...
— Зачем? И в квартире можно. Каминский! Ты действуешь на шахте «Кларисса». Добейся, чтобы шахтеры бросили работу. Если не выйдет — взорви.
Гетлин роздал деньги и спросил:
— Что осталось неясного?
Кульман поднял голову.
— Как действовать восемнадцатого, девятнадцатого — ну, потом?
— Слушайте РИАС, все будет объявлено. Еще вопросы?
— А американцы нам помогут? — спросил Каминский.
— Ты делай свое дело, ами сами знают, как поступать.
— А русские?
— Что русские?
— Они не выступят?
— Слушай, цыпленок! Если ты струсил, так сиди у мамочки под юбкой. Нечего тебе в Шварценфельзе делать! Это, во-первых. Во-вторых, русских первыми не трогайте. Не давайте им повода вмешиваться, ясно? А теперь всё. Идите... — он секунду помолчал, — и чтобы сегодня же в восемь выехали в Шварценфельз — слышите?
— А вы с нами не едете? — спросил Кульман на прощанье, когда все вышли.
— Нет, Зигфрид, я пока буду нужен здесь, в Берлине, хотя, признаюсь, не прочь бы поехать с тобой. Там ведь Лизхен...
— О, понимаю, шеф, понимаю...
— Да, да, цыпленок, ты догадлив. Ну иди, а мне пора к Бобу. Прощай.
— Сейчас вас примет очень важный человек, — многозначительно сказал Гетлину Боб. — Вы можете обеспечить себя на всю жизнь, если выполните, что потребуется. Не будьте только дураком.
После такого вступления Боб снял телефон, набрал номер и доложил по-английски:
— Человек явился.
Потом, положив трубку, встал, одернул на себе пиджак и пригласил Вилли следовать за ним. По коридору они прошли в гостиную, затем Боб, внимательно осмотрев Вилли, осторожно нажал медную блестящую ручку и открыл дверь.
В комнате был полумрак, и Вилли не сразу разглядел сидевшего в кресле мужчину с кирпично-красным обрюзгшим лицом.
Когда Боб и Гетлин расположились на стульях напротив, Боб произнес по-английски:
— Это тот самый человек, о котором я вам говорил. Я думаю поручить операцию ему.
— Хорошо, инструктируйте, — кивнул краснолицый. — Говорите с ним по-немецки, для меня можете не переводить. Я пойму.
Боб обернулся к Гетлину:
— Завтра с утра начнете на Потсдаммерплац, как условились. Пока вы там будете действовать, пусть кто-нибудь из ваших людей проверит, что происходит на Лейпцигерштрассе. Если обстановка будет благоприятствовать — начинайте. Если обстановка окажется мало подходящей, изменяйте ее.
— Простите, я не понимаю...
— Сейчас поймете. — Боб потрогал усики, спокойно посмотрел на Гетлина, и в глазах его без труда можно было прочесть: «Сейчас ты поймешь, что тебе предстоит. И попробуй отказаться». — Если бастующие сомнут заслон народной полиции у здания министерства, — ваша задача значительно облегчится. Если заслон будет на месте — уберите его сами. Надо проникнуть в здание и изъять из сейфов наиболее ценную документацию, в первую очередь патенты всех новейших изобретений в области электроники, автоматики, металлургии, химии. Привлеките для этого сотрудников министерства — за деньги, или заставьте силой. Вы сами не определите ценности документов, — пусть помогут. Беретесь выполнить задание?
Гетлин несколько минут молча раздумывал. Боб тоже молчал, изредка поглаживая волосы у виска. Краснолицый дымил сигарой и в разговор не вмешивался, будто его это вовсе не касалось.
— Сколько человек будет передано в мое распоряжение? — спросил наконец Гетлин. Отказаться он, конечно, не мог и решил выяснить, на что можно рассчитывать.
— Берите из КГУ сколько сами сочтете нужным.
— Будут они вооружены?
— Это ваше дело. По-моему, оружие у них есть. Объявите, что операция серьезная, придется драться с полицией. Плата двойная. Вы получаете отдельно, в зависимости от ценности бумаг.
— Хорошо, я согласен.
Боб обернулся к краснолицему:
— Вы не хотите сказать господину Гетлииу что-либо?
— Нет, нет. Вы хорошо объяснили задачу, — ответил тот. — Мое вмешательство считаю излишним.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В Шварценфельзе творилось что-то непонятное. Люди собирались кучками, группками, о чем-то громко спорили. Иногда в спор вмешивались решительного вида молодые люди, — тогда вспыхивали яростные драки.
Сама Лиза этого, правда, не видела, но так рассказывали соседи. Еще говорили, что в Берлине началась забастовка и что здесь, в Шварценфельзе, есть какой-то штаб или комитет, и он тоже призвал рабочих и всех вообще проявить солидарность с Берлином и бастовать.
Лиза подошла к зеркалу, привычным движением, закинув руки, подправила локоны прически. Надела шляпку и с сумкой через плечо вышла на узкую, душную, запруженную гомонящими людьми Августаштрассе. Еще не доходя до закусочной Ха-О, она увидела толпу у витрины, потом услышала звон разбитого стекла и крики девушек. Сомнений не было — какие-то молодчики громили закусочную. На улицу полетели стулья, столики, тарелки, несколько человек начали поливать все это мутноватой жидкостью, потом подожгли, и по улице поползли душные клубы дыма.