День инкарнации
Шрифт:
Две-три минуты ответа не было. Потом голос раздался снова, и теперь он звучал недовольно:
— Получено разрешение на изменение программы полета.
Я с облегчением расслабилась внутри своего скафандра, ведь мне не пришлось переживать нравственный кризис. Мы все поклялись, что будем следовать программе полета, составленной Дженис, независимо от того, получим ли разрешение наземного управления, но это еще не означало, что мы обязательно так поступили бы. Дженис, конечно же, действовала бы так, как решила, а вот я вполне могла бы и передумать. Если бы рядом был Фриц, у меня был бы повод направиться на указанную нам посадочную площадку вместе
Мне приятно думать, что я все равно последовала бы за Дженис. Ведь раньше я всегда делала именно так.
И, честно говоря, этим все и кончилось. Если бы это был один из тех видеофильмов, одобренных взрослыми, на которых мы были воспитаны, то что-нибудь произошло бы совершенно не так, как мы рассчитывали, и случилась бы ужасная авария. Пармайндер погибла бы, а мы с Энди провалились бы в расселину или были бы завалены тоннами метанового льда, а Дженис пришлось бы приложить невероятные, героические усилия, чтобы спасти нас. В конце Дженис усвоила бы Важный Жизненный Урок о том, что лучше следовать Руководству Мудрых и Опытных Старших, а не выкидывать дикие фокусы и проявлять непослушание.
По сравнению с этим реальные события оказались довольно бледными. Атмосферный фронт нес нас почти до самого ледника, а потом мы нырнули вниз, где погода была поспокойнее. Мы по спирали спустились и совершили мягкую посадку на чистом снегу, на вершине ледника Томаско. Аэродинамические поверхности аккуратно сложились, атмосферное давление внутри капсул сравнялось с давлением на поверхности спутника, открылись люки, и мы, в скафандрах, вышли на Титан.
Меня охватила радость. Никогда прежде моя нога — настоящая нога — не ступала на настоящей планете, и, пробираясь по снегу, испытывая обжигающую радость, я ликовала от ощущения всех тех маленьких деталей, которые меня окружали.
Хруст замерзшего метана под моими ботинками. Ветер, поднимавший вверх длинные полосы снега, которые с тихим шипением ударялись о мое переднее стекло. Обогреватели скафандра, которые работали неравномерно, так что некоторые части моего тела оставались прохладными, а некоторым становилось жарко.
Все это воспринималось не так непосредственно, как в симуляциях, но и такой точности деталей я тоже не припоминала. Даже тот полиамидный запах, которым тянуло от теплоизоляционного слоя наших скафандров, был резче, чем обобщенный запах скафандров, привычный нам по симуляциям.
Все это было настоящим, и это было чудесно, и хотя мое тело выдали мне на время, я все равно получала такое удовольствие, как еще никогда в жизни.
На своих шести ногах я понеслась к Дженис и бросилась на нее, охваченная радостью и теплыми чувствами к ней. (Не так-то просто обниматься, когда на тебе скафандр.) Потом подбежала Пармайндер и налетела на нее с другой стороны.
— Наконец-то мы выбрались из Платоновой пещеры! — сказала она; Пармайндер всегда выражается такими неясными намеками. (Потом я нашла, к чему это относится, и поняла, что она точно выразила суть ситуации.)
Те, кто должен был выдать нам спортивное снаряжение на вершине ледника, так рано нас не ждали, поэтому в нашем распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы поиграть в снежки.
Мне кажется, что играть в снежки не так весело, когда все тело закрывает гермокостюм, но ведь каждый из нас по-настоящему играл вснежки впервые, и поэтому мы все
Мы уже надевали лыжи, а шаттл, на котором находились остальные члены нашего отряда и их капсулы, еще только подлетал. Мы видели, как они смотрят на нас в желтые иллюминаторы шаттла, и лишь помахали им руками и устремились вниз с ледника. Нас сопровождал взрослый, решивший присоединиться к нам на случай, если мы попытаемся выкинуть еще что-нибудь, не входящее в сборник предписаний.
Катание на лыжах — не особенно опасный вид спорта, если у тебя шесть ног, а туловище подвешено над самой землей. Лыжи здесь короткие, едва длиннее коньков, поэтому они не зацепляются одна за другую; упасть очень трудно — самое худшее, тебя может закружить, и остановить это вращение удастся не сразу. К тому же мы тренировались на имитационных моделях, и ничего плохого с нами не случалось.
Интереснее всего было прыгать с трамплинов, высеченных в леднике через равные промежутки. Благодаря пониженной гравитации на Титане можно, подпрыгнув, взлететь очень высоко и долго оставаться в воздухе. Из-за того, что атмосфера на Титане плотная, ты, расставив конечности в стороны, зацепляешься за этот густой воздух и почти паришь, особенно если ветер дует в нужную сторону и тебя поднимает восходящий поток. Это было так непривычно и волнительно — зависнуть в воздухе, слышать свист ветра вокруг суставных сочленений твоего скафандра, лететь навстречу блестящему оранжевому снегу, а в ушах эхом раздавались твои собственные радостные вопли.
«Я большой сторонник публичных развлечений, поскольку они ограждают людей от порока».
Ну, пожалуй, и так. Посмотрим.
Самым лучшим в катании на лыжах было то, что я не настолько увлеклась, чтобы забыть о необходимости наблюдать. Я думала о том, как можно передать матовый оранжевый цвет ледника, бешеные каракули, оставленные в снегу тремя парами лыж, бесконтрольно выписывающими круги под нависшим над поверхностью телом, небольшие хрустящие волны на поверхности, вылепленные непрерывно дующим ветром.
Ни ледник, ни озеро не остается постоянно в твердом состоянии. Иногда на Титане формируется теплый фронт, от которого тает верхний слой ледника, и жидкий метан стекает с горы и образует озеро. Когда это случается, горнолыжный курорт разваливается и расползается на своих колеях. Но рано или поздно все снова замерзает, и курорт восстанавливается.
По широкому, остекленевшему оранжевому спуску мы скатились прямо на озеро, откуда были видны далекие огоньки курорта. На лыжах мы въехали в большой шарообразный ангар, сделанный из какой-то прочной ткани и надутый; там персонал снял с нас гермокостюмы и выдал маленькие войлочные бахилы. Я отлично провела время, но прошло несколько часов, и я чувствовала усталость. Сейчас банкет в честь Дня инкарнации был как раз кстати.
Болтая и смеясь, мы группками расположились вокруг столов с угощением и стали пробовать множество таких продуктов, с которыми мне еще не приходилось иметь дела в симуляциях. (В симуляциях нам приходится есть, чтобы привыкнуть к мысли об этом, и не уморить себя нечаянно голодом после инкарнации, а заодно — чтобы мы научились правилам поведения за столом, но вкус продуктов бывает обычно несколько однообразным.)
— Классная штука! — сказала Дженис, жуя какое-то выращенное в специальных резервуарах хрустящее блюдо; я уже успела его попробовать и нашла ужасным. Она протянула тарелку остальным. — Попробуйте! Вам понравится!