День независимости
Шрифт:
Смешно, что спустя сорок лет, уже в Америке, работая уборщиком в школе, я убедил босса оплатить мне курс математики в колледже, доказывая, что мне это необходимо для знания норм расхода чистящих веществ на единицу площади. На самом деле я собирался продвинуться выше, но уже было слишком поздно строить свою карьеру говночиста в пятьдесят лет. И дело было даже не возрасте, а в моем чистоплюйстве. Чтобы чего-то добиться в жизни, нужно окунуться в дерьмо с головой.
Тетя Тая была одинокой, но очень энергичной и любознательной женщиной. Свои небольшие доходы она тратила на туристические поездки. Она ухитрилась несколько раз побывать заграницей: в Венгрии, в Румынии, откуда
После того, как маме дали двухкомнатную квартиру и мы переехали из бараков, тетя Тая осталась жить в нашей комнате. Для этого ей пришлось устроиться в отдел народного образования на должность секретаря. Я полагаю, что существовала некая приватная договоренность об этом между тетей Таей и мамой, котороую они условились держать в секрете. Но позже секрет перестал быть секретом – поползли слухи и это явилось причиной крупной соры моей мамы с тетей Таей. После расселения бараков, тете Тае досталась однокомнатная квартира в центре города, но скандал уже вышел в публичное поле и все это вылилось в весьма эмоциональные разборки, на которые мать взяла меня в качестве моральной поддержки. Мне было уже одиннадцать и участвовать в выяснении отношений двух женщин было крайне неприятно. Мама лично выгребала из квартиры тети Таи всю посуду, которая осталась у нее после нашего переезда в новую квартиру. Тетя Тая была совершенно спокойна и невозмутима, она позволила забрать все, что мама посчитала своим. Думаю, что она хорошо знала взрывной характер своей подруги и имела к этим внезапным вспышкам стойкий иммунитет. Мне пришлось тащить все эти коробки с барохлом на себе. Помню, что я высказывал свое недовольство, и мать обрушила на меня остатки своего крепко заваренного раздражения, обвинив меня в недостаточной лояльности по отношению к себе. Несмотря на этот инциндент, их отношения полностью не прекратились. Мама попрежнему нуждалась в поддержке своей подруги, и та всегда могла подставить ей свое плечо, подменяя ее во время своего отсутствия дома.
Я часто заходил к старой знакомой моей матери в гости, как к себе домой.
Как-то летом у нас в доме отключили горячую воду. В ту далекую пору, когда нравы были просты и, якобы, невинны, было принято выходить из положения, посещая дома друзей, родственников, знакомых у которых на тот момент была горячая вода. У тети Таи, стояла газовая колонка и горячая вода была постоянно.
В квартире у нее в то время шел небольшой ремонт –коллега по работе вызвалась помочь ей побелить потолок. На момент моего визита женщина как раз этим и занималась – я застал ее стоящей босиком на кухонном столе в коротенькой, едва прикрывающей бедра комбинации, так что я мог видеть только ее дивные длинные ноги.
– Ты что помыться пришел? Проходи, я тебя позже чаем напою, мы кухню белим, но скоро закончим, ты не переживай. Я сейчас колонку включу, а ты посиди пока в комнате, почитай что-нибудь. – Тетя Тая была как всегда весела и гостеприимна.
Войдя в комнату, я огляделся вокруг. Привычную обстановку однокомнатной квартиры оживляли разбросанные по дивану предметы женского гардероба: колготки, юбки, пара бюстгалтеров.
Именно эти беспорядочно лежащие то тут, то там вещи настроили меня на странную волну: мне вдруг стало жарко.
Через минуту в комнату вошла, сияющая улыбкой тетя Тая, и предложила мне починить дверную ручку, в то время пока вода грелась и наполняла ванну. На тете Тае был одет короткий тесноватый в груди халатик, и когда
Несколько секунд тетя Тая вертела эту ручку в руках то так, то эдак, что совершенно вывело меня из равновесия. Краска заливала лицо, руки меня не слушались, но я изо всех пытался справиться с поставленной задачей.
– Ладно, – смеясь над моей неуклюжестью, сказала тетя Тая, – вода уже набралась, позже закончишь.
В ванной комнате я смог перевести дух. Но было все-еще жарко. Я разделся, медленно погрузился в горячую воду и вдруг осознал, что небольшое застекленное окошко над головой, пропускающее солнечный свет из кухни, располагается приблизительно на уровне глаз, стоящей на столе подруги тети Таи. От этой случайной мысли я почувствовал, как очень важная часть моего тела зажила самостоятельной жизнью: она стала медленно отделяться от меня и переходить в вертикальное положение. Я с изумлением наблюдал за тем, как величественно и важно она возвышается над поверхностью воды и с этим нужно было срочно что-то делать.
Я решил бежать. Срочно. Пока мой позор не стал очевиден всем. Тете Тае, неизвестной прекрасной гостье, маме, всему городу, наконец. Наскоро обмывшись я обтерся полотенцем и, буквально одеваясь на ходу, бросился к выходу из квартиры.
– Ты куда? – удивилась тетя Тая, – мы уже почти закончили, сейчас чай будем пить.
– Мне нужно, меня ждут друзья, мы собираемся ехать на пляж загорать. – лихорадочно гороздил я причины одну на другую, отступая к двери.
– Так мы сейчас закончим и можем позагорать вместе. У меня пятый этаж, сейчас солнце как раз на нашей стороне, оставайся, не пожалеешь.
– Нет-нет, меня ждут, мы договорились, – бормотал я уже на ходу, сбегая вниз по ступенькам.
– Ты после приходи, – кричала мне вслед тетя Тая, – встретишься с друзьми и приходи, мы до поздна будем, пока все уберем, так что успеешь.
Я помню каким ярким и солнечным мне показался этот день, когда я выкатился на улицу, едва не вынеся на полном ходу подъездную дверь. Каким отрезвляюще свежим показался воздух, и как долго все кружилось вокруг меня, словно я только что сошел с “чертового колеса” в парке атракционов.
Спустя годы мне в случайном разговоре с мамой мне вдруг открылись причины семейного одиночества тети Таи. Тая была не равнодушна к женщинам, и, судя по ее не сходящей с лица улыбки, ее чувства часто находила отклик, что и не удивительно, поскольку было это в те далекие времена, когда водка стоила три рубля шестьдесят две копейки, нравы были чисты и невинны, и все-все-все были счастливы.
Несмотря на то, что мое физическое и физиологическое развитие шло с опережающими темпами, у меня долгое время не складывались серьезные отношения с девушками. Словно некая стена стояла между нами; я был слишком стеснителен, чтобы ее сломать.
Мне было восемь лет, когда та самая соседская девочка – дочь пьющей санитарки призналась мне в любви. Девочку звали Эльза, и однажды, когда ее мать в очередной раз не пришла домой ночевать, мать забрала ее к нам и положила вместе в одну кровать, поскольку спать больше было негде. Услышав признание я испугался. Эльза была старше меня на год, мы дружили с ней, но как реагировать на сказанное я не знал, поэтому притворился спящим и еще долго лежал боясь пошевелиться в полной тишине. Наутро все было как обычно, я никому ничего не сказал, наши с ней дружеские отношения никоим образом не изменились, но я запомнил этот случай на всю оставшуюся жизнь, ощущением какой-то оканемелости, сковавшей все мое тело.