День седьмой
Шрифт:
Запыхавшийся Звонцов стянул с головы пилотку, вытирал скомканным платком поцарапанную лысину, глядел вниз, болезненно морщился. Рядом устало сутулился полковник, поводил из стороны в сторону крупным вислым носом, грустно помаргивал.
Паром вздрогнул, ударившись о причал, под его бортом в воде началась кипучая давка. Толпа же на берегу качнулась, без усилий смяла оцепление. Машины угрожающе зарычали, голубой газ поплыл над месивом касок, пилоток, скаток, винтовок. Передний трактор тронулся, таща за собой пушку, завалился на заметно осевший паром. Зеленый фургон
– Все в порядке, можем идти, - объявил Звонцом, натягивая на лысину пилотку.
Полковник ответил ему покорным вздохом.
У гребня обрыва, на съезде два трактора растягивали обгоревшие остовы машин. Прокопченные солдаты суетливо возились в черном дыму. Их командир, ломко-долговязый, деловито топтал чадящую землю обутыми в широкие кирзачи ногами-ходулями и дирижировал. Взмах руки - кто-то подхватывал конец троса, нырял с ним в стелющийся дым, новый взмах - рискованно накренившийся на склоне трактор натягивал трос, а командир, работая сапогами, уже спешил к тем, кто в клубах сажи орудовал лопатами...
Я заметил, как переглянулись Звонцов с полковником, удовлетворение скользнуло по их лицам, вызвало и у меня легкую отраду - оказывается, есть и такие, кто занят делом, не самоспасением.
Однако осознать эту отрадность я не успел. Наверху, за близким от нас гребнем взмыли крики - паническое разноголосье, раздались выстрелы, взревели моторы. Над нами, по самой закраине, пронесся грузовик в клубах пыли, вихляя кузовом, рискуя сорваться вниз. И сверху посыпались растерзанные солдаты, стреляя вверх из автоматов, падали, катились мимо нас по круче, вопили:
– Нем-цы!.. Нем-цы!..
На дымящемся куске дороги долговязый командир махал руками, что-то надрывно кричал.
Дремавшие машины ожили, зарычали, разноголосо засигналили, полезли друг на друга.
– К пушкам!
– Звонцов, падая на четвереньки, полез вверх.
Я за ним, осыпая землю, цепляясь руками, работая коленями. За своей спиной слышал тяжелое посапывание полковника.
Никаких немцев не было. Из степи вышел взвод разведчиков в буро-желтых пятнистых маскхалатах. Поди знай, кто принял их за противника...
В батарее не хватало нескольких ездовых, но пушки и расчеты не только были целы, Смачкин привел к нам вторую и третью батареи. Не было четвертой, с ней шел штаб дивизиона с майором Пугачевым.
Внизу у причала еще метались суматошные крики: "Немцы!" По реке плыл перегруженный паром - к заветному берегу. Здесь же, в опустевшем, переворошенном таборе, там и тут торчали подавленные кучки, молчали, вслушивались в шум внизу, чего-то ждали.
Появление солидного полковника в фуражке с ярким малиновым околышем в сопровождении пожилого старшего лейтенанта решительного вида вызвало легкое оживление: не несут ли они что-либо спасительное? Одна кучка за другой потянулись к нашим пушкам.
Смачкин едва успел доложить Звонцову, что четвертой батареи вместе с Пугачевым на переправе нет, "вдоль и поперек все излазали", командиры прибывших батарей только подступили, пытливо косясь на полковника, как образовался тесный круг - лейтенанты, старшины, солдаты, всех занимает полковник, у всех несмелая надежда на лицах.
С полковником на моих глазах происходило странное - под взглядами собравшихся ласковая сутулость спины исчезла, мягкое лицо окрепло, на нем проступила властность, взгляд неломкий, явно смущающий людей.
– Товарищ старший лейтенант!
– громко обратился он к Звонцову.
– Не кажется ли вам, что самое время побеседовать по душам?
Звонцов с ходу уловил преображение полковника, сразу же подтянулся, построжавшим голосом согласился:
– Самое время!.. Поближе, товарищи, поближе, не стесняйтесь... Прошу вас, товарищ полковник.
Переглядки, шорох, легкая толкучка - круг сдвинулся. Выставив пухлую грудь, запустив под ремень большие пальцы рук, полковник с прищуром приглядывался, выжидал полного спокойствия.
– Перепугались?
– негромко, с издевочкой.
Выжидающее молчание в ответ.
– Еще как! При ясном солнышке мерещиться стало... Слышите?..
– кивок твердой фуражки в сторону реки.
– А впереди ночь. Ночью у страха глаза велики. Спасти нас может только порядок!.. Как избавиться от страха?..
– Занять оборону, - подсказал стоящий сбоку Звонцов.
– Верно!
– отозвался чей-то голос.
Полковник грудью развернулся к Звонцову.
– Товарищ старший лейтенант! На вас возлагается организация обороны.
– Слушаюсь!
– взлетевшая к пилотке ладонь.
Я испытал невольную досаду, так быстро и так легко Звонцов признал старшинство полковника. А тот напористо продолжал:
– Прошу исполнять каждое приказание командира обороны. Я сейчас постараюсь привести сюда начальника переправы. Если он сам не в состоянии установить порядок, то пусть выполняет то, что мы от него потребуем!
И вокруг растревоженно загудели:
– Правильно! Возьмем за воротник.
– Сами хозяева!
– Товарищ полковник, возьмите с собой человек двадцать с оружием, начальник переправы может и не подчиниться...
– Справлюсь с ним один, без оружия... Старший лейтенант, действуйте, я пошел...
– Командиры батарей, к пушкам! Средний и старшинский комсостав, ко мне!..
Через десять минут зарычали тягачи гаубиц, кони потянули в степь наши пушки. Среди машин беготня, руготня, команды:
– Отряд бензоколонны, строиться!
– Где интендантская команда, черт их возьми!
– Лопаты взять! Лопаты! Прикладами, что ль, окапываться будете?..
Смачкин со Звонцовым намечали линию обороны, расставляли в степи батареи, о нас с Чуликовым забыли. Мы сидели на истоптанном, с кучками конского навоза месте отбывших пушек, млели на солнце, не смели уйти в сторону, забиться в тень под машину - вдруг да понадобимся.