День совершенства
Шрифт:
Он ничего никому не сказал; сунул книжку в карман и подошел к остальным. Как ни в чем не бывало набил трубку табаком. Le pas-что-то-еще-avant, в общем-то, могло и не называться «Следующий шаг вперед». Но было, должно было быть.
Да, так оно и было; он тотчас убедился в этом, сравнив несколько первых фраз. Он просидел у себя в комнате всю ночь напролет, внимательно читая и сравнивая, водя одним пальцем по тексту на Пред-У-языке, а другим — по строчкам перевода. Он дважды обработал таким образом четырнадцать страниц эссе и тогда приступил
Следующую ночь он спал, поскольку утомление дало себя знать. А через день, после визита Снежинки, он снова всю ночь работал.
Он стал ходить в музей и по ночам, когда не было их вечерних встреч всей группой. Там он мог за работой курить, просматривать другие книги на «Франсез» — так назывался этот язык. Он мог блуждать с фонариком по темным залам. На третьем этаже ему попалась географическая карта из Инда, искусно подклеенная в нескольких местах, на которой Евр было «Европой», одна ее часть называлась «Францией» и Франсез был языком, на котором говорили тамошние жители. Странно и привлекательно назывались их города: «Париж», «Нант», «Лион», «Марсель».
Он по-прежнему ни с кем не делился своими открытиями. Ему хотелось ошеломить Короля полностью освоенным языком и доставить удовольствие Маттиоле. Он больше не работал над Итальяно, и однажды вечером Маттиола спросила его об этом. Не покривив душой, он сказал, что бросил попытки разобраться в нем. Она отвернулась с разочарованным видом, и он обрадовался, зная, какой сюрприз он ей готовит.
Субботние вечера тратились впустую на лежание рядом с Мэри КК, и вечера их сходок тоже тратились впустую; хотя теперь, после смерти Тиши, Леопард иногда пропускал их собрания, и в этих случаях его замещал Чип, приводя в музее все в порядок перед их уходом, и потом оставался поработать подольше.
Через три недели он научился бегло читать на Франсез, лишь изредка спотыкаясь на словах, которые ему не удалось расшифровать. Он нашел еще несколько книг на этом языке. Одну, под названием «Убийства Красного Серпа» он теперь читал; читал он и другую — «Пигмеи Экваториальных Лесов», и еще — «Отец Горио».
Он дождался вечера, когда отсутствовал Леопард, и рассказал им все. У Короля был вид, будто ему сообщили дурную весть. Холодным взглядом он смотрел на Чипа, на лице не дрогнула ни одна мышца, но внезапно оно постарело и еще больше вытянулось. Маттиола же, напротив, выглядела так, словно получила долгожданный подарок.
— Вы прочитали на нем книги? — спросила она. Широко раскрытые глаза сияли, рот был слегка приоткрыт. Но ничья, самая восторженная, реакция не смогла бы доставить Чипу удовольствия. Он был мрачен, обретенные им знания угнетали его.
— Три! — ответил он Маттиоле. — И половину четвертой.
— Это великолепно, Чип! — сказала Снежинка. — Почему ты держал все это в секрете?
А Пташка сказала:
— Я вообще не думала, что такое возможно.
— Поздравляю, Чип, — сказал Король, вынимая изо рта трубку. — Это успех, даже если достигнут с помощью эссе. Да, вы поставили меня на место. — Он вертел свою трубку, выравнивая мундштук. — И что же вы там почерпнули? — спросил он. — Что-нибудь значительное?
Чип посмотрел на него.
— Да, — сказал он. — Многое из того, что нам говорили, — правда. В те времена случались и преступления, были насилие, глупость, голод. Каждая дверь была на запоре. Чрезмерное значение придавалось флагам и границам территорий. Дети ждали смерти своих родителей, чтобы получить в наследство их деньги. Затраты труда и материалов были фантастические.
Он посмотрел на Маттиолу и улыбнулся ей — подарок не получался.
— Но при всем при этом, — продолжал он, — тогдашние номеры, похоже, были более сильными и счастливыми, чем мы, номеры нынешние, потому что они поступали так, как сами хотели, «зарабатывали» вещи, «владели» вещами, их выбор зависел всегда от них самих, это делало их в каком-то смысле более живыми.
Король потянулся за табаком.
— Выходит, многое совпало с вашими ожиданиями, не так ли? — спросил он.
— Да, довольно многое, — согласился Чип. — И даже более того.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Снежинка.
Глядя на Короля, Чип сказал:
— Тиши не было предначертано судьбой умереть.
Король и все остальные повернулись к Чипу.
— О чем речь, не понимаю? — сказал Король, его пальцы перестали утрамбовывать табак в трубке.
— А вы разве не знаете? — спросил у него Чип.
— Нет, — ответил он. — Я не понимаю вас.
— И я бы хотела знать, — вступила в разговор Маттиола.
— Разве вам это не известно, Король? — повторил Чип.
— Нет, — ответил Король. — Не имею ни малейшего представления, к чему вы клоните. Каким образом из Пред-У-книжек вы могли что-то узнать про Тишь? И с какой стати это могло быть известно мне, будь оно даже так?
— Дожить до шестидесяти двух лет, — сказал Чип, — не представляет собой никакого чуда химии, или воспитания, или унипеков. Пигмеи экваториальных лесов, чья жизнь была тяжелой даже по понятиям Пред-У-стандартов, жили до пятидесяти пяти, до шестидесяти. Номер по имени Горио дожил до семидесяти трех, и никто не считал это чем-то потрясающе необычным — а это было в начале девятнадцатого века. Номеры доживали до восьмидесяти и даже до девяноста лет!
— Это невозможно, — сказал Король. — Тело не способно функционировать так долго; сердце, легкие…
— Книга, которую я сейчас читаю, — сказал Чип, — про номеров, живших в 1991 году. У одного из них было искусственное сердце. Он дал врачам деньги, и они заменили ему сердце.
— Даже так?.. — произнес Король. — А вы уверены, что вы все правильно поняли в этом вашем франде?
— Франсез, — поправил Чип. — Да, я уверен. Шестьдесят два года — не долгожительство; это сравнительно короткая жизнь.