День триффидов. Мутант-59
Шрифт:
Он подошел поближе к телеэкранам.
— Где же это мы? Ну, конечно, как же я сразу не узнал Музей естественной истории, не правда ли? А вон и Музей королевы Виктории и принца Альберта… — Он был похож на ребенка, получившего новую игрушку. — Замечательно, чувствуешь себя будто в центре исполинского мозга…
Но тут голос министра сорвался, маленькие голубые экраны приковали к себе общее внимание.
Отказ одного-единственного компонента до основания сотрясал теперь всю систему. На перекрестке Эгзибишн-роуд и Кромвел-роуд светофор переключился с красного на зеленый и тут же снова на красный. Такси, успевшее выскочить на перекресток,
На перекрестке Найтсбридж и Слоун-стрит светофоры совсем потухли, чтобы через минуту совершенно сойти с ума. Машины, двигавшиеся на запад от Пикадилли, в мгновение ока сбились в грандиозную чадящую пробку.
Показания счетчиков с Принс-Консорт-роуд вдруг сразу возросли на два порядка, в результате на Куинс-гейт у перекрестка с Кромвел-роуд включился постоянный зеленый. Прошло каких-то четыре минуты, и движение во всем районе оказалось полностью парализованным. В общей неразберихе то и дело происходили несчастные случаи, но кареты скорой помощи не могли пробиться по задыхающимся улицам — в ранних сумерках беспомощно мигали их синие огоньки.
На посту управления стояла полная тишина — никто не решался заговорить первым. Наконец директор не выдержал:
— Бога ради, Слейтер, что случилось?
Слейтер был ошеломлен.
— Боюсь… Нет, не знаю. Просто не знаю…
Ему хотелось расплакаться.
Министр посмотрел на своих помощников и сказал подчеркнуто твердо:
— Извините, джентльмены, но… гм… нам пора возвращаться в министерство. Не забудьте, — обратился он к директору, — представить мне обо всем этом подробный доклад…
Директор ответил мрачным кивком. Министр вспомнил про Слейтера:
— Весьма сожалею, поверьте, весьма и весьма сожалею…
Когда они выходили из комнаты, лицо Эзертона ничего не выражало, он только пристально посмотрел на Слейтера через плечо.
2
Исподволь наблюдая за своими коллегами, Люк Джеррард в десятый раз за день задавал себе один и тот же вопрос: за каким, собственно, чертом его сюда занесло?
Большую часть времени они, сотрудники агентства Креймера, проводили, слоняясь по комнате в тщетной надежде найти решение проблемы бутылочного горлышка. Джеррарда давно уже тошнило и от бессмысленности их усилий, и от самих его коллег.
За окном был серый декабрьский день. Часы показывали половину пятого, постепенно темнело. В сумерках комната казалась Джеррарду еще более мрачной, чем обычно. Кирпичные, в викторианском духе стены школьного здания, которое агентство приспособило для своих нужд, упорно противились всяким попыткам обновления. Здание, как непреклонная старая дева, меняться не желало. Комната оставалась сырой, темной, промозглой и неуютной — возвышение для кафедры в одном углу, огромная доска на роликах размером чуть не во всю стену — в другом. Доску почти сплошь покрывала паутина формул; на стульях, на столах, на полу — повсюду валялись скомканные блокнотные листки. Десятидневные усилия завели группу в совершеннейший тупик.
Виной тому отчасти был сам состав четверки: Креймер подобрал ее на удивление плохо. Десять дней подряд шотландец Бьюкен — редкое терпение и склонность к самоанализу — словно машина, выкидывающая тарелочки для стрельбы, выдавал идеи, а англичанин Райт только и делал, что с первого выстрела разносил эти идеи вдребезги. Джеррарду осточертели и тот и другой. Они были как числитель и знаменатель,
Все, что в обычных условиях могло бы стать отправной точкой для творческой мысли, здесь сводилось на нет, а то и превращалось в новый источник напряженности. Оставалось только диву даваться: на что в сущности рассчитывал Креймер, когда нанимал на работу людей, столь разных по темпераменту, мировоззрению и научной подготовке! Пока они преуспели только в одном более или менее значительном начинании — изобрели самораспадающуюся пластмассовую бутылку; шеренга таких бутылок украшала дальнюю стену комнаты, дабы поразить воображение посетителей, если таковые удостоятся чести быть приглашенными сюда, в святая святых фирмы.
Джеррарду представлялось истинным чудом, что они придумали хотя бы эту бутылку. Он перевел взгляд на третьего из своих соратников — Джима Скэнлона.
Скэнлон был моложе других — бодренький, чересчур услужливый и довольно безликий технарь, из тех, кому природа не отмерила склонности к творчеству. “Вот продавец из него был бы неплохой”, — подумалось Джеррарду. А пока что Скэнлон получал, по-видимому, удовольствие от того, что сеял рознь между Бьюкеном и Райтом, натравливая их друг на друга. Впрочем, Скэнлону следовало отдать должное — если ему поручали конкретную лабораторную задачу, он выполнял ее точно и добросовестно.
Вошла секретарша Бетти с чаем. Водрузив поднос на стол, она задала свой коронный вопрос:
— Кому пирожных?
Вопрос этот, как уже успел усвоить Джеррард, был чисто риторическим. Райт, казалось, вовсе ничего не ел; он весьма скрупулезно следил за собственным весом и ни при каких обстоятельствах не притронулся бы к клейкому крему, неизбежно венчавшему любое из купленных Бетти пирожных. А гурман Бьюкен никогда не опустился бы до того, чтобы перебить себе аппетит незадолго до обеда.
Пока Бетти разливала чай, мужчины с сумрачным видом молчали.
— Сегодня мы все равно не придумаем ничего путного, давайте закругляться, — сказал наконец Райт и, прищурясь, глянул из-под очков на Бьюкена, будто вызывая его на спор.
Но Бьюкен ответил усталым согласным кивком:
— Вы правы…
Бетти подала Джеррарду его чашку, и он отошел к окну. Внизу на улице мерцали желтые фонари, снова моросил дождь, и Джеррарду с мимолетной тоской подумалось, что в Канаде, в его родном городишке, улицы, наверное, уже выбелены первым снегом. Память вернула его на два года назад, к той минуте, когда ему довелось познакомиться с Арнольдом Креймером, который прилетел в Канаду провести серию исследований, выбрав для этой цели университет, где работал Джеррард.
В течение трех месяцев они сотрудничали бок о бок. Темой своих экспериментов Креймер избрал самопроизвольное разрушение пластмасс, а в результате — в результате в жизни Джеррарда произошел непредвиденный поворот. Он позволил себе углубиться в воспоминания, пытаясь разобраться в собственном душевном состоянии тогда и потом.
До университета он был врачом со скромной практикой на рудниках в северной части провинции Онтарио. Там он встретил Шарон, женился на ней и, заразившись ее неугомонной энергией, в тридцать лет решил попробовать свои силы на новом поприще — в экспериментальной биологии. Однако университетская жизнь на поверку оказалась пустой и нудной, и к тому времени, когда на горизонте появился Креймер, Джеррард начал понимать, что попал на дорогу, ведущую в никуда.