ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ
Шрифт:
Кристалл был послан в посылке матерью, а Верещагин вслед отправил отцу письмо, в котором, манипулируя недюжинными уже познаниями, доказывал, что если смешать красную кровяную соль с перманганатом калия в пропорции три к одному, то при медленном высаживании можно получить гексагональный ромб почти черного цвета.
Отец Верещагина, главврач военного госпиталя, не очень вчитывался в кривые строчки стройных доказательств сына, поскольку другая забота отнимала у него все время и все внимание: непрестанно двигаясь ставить на резвые ноги битых.
Пока отец успешно осуществлял свой бег, сын тоже не стоял на месте. Пропыхтев год над стаканами и банками, выудив из них уйму
Таким образом, новое увлечение Верещагина можно расценивать как зреющее с возрастом стремление к вечному и истинному. Кристаллическая же природа медного купороса, квасцов и прочих солей стала теперь глубоко противной Верещагину из-за своего неумения противостоять воздействию внешних сил: ветер, время и солнце легко отнимали у этих кристаллов внутреннюю воду, сообщая им удручающую каждого, кто ищет гармонии и справедливости, аморфность, то есть превращая, попросту говоря, в порошок, а избыточная влага – в виде росы, волны или дождевого потока растворяла их блистательную красоту, не оставляя от нее ни малейшего следа.
Будь у Верещагина хоть один алмаз, он бы, конечно, сжег его, по примеру Лавуазье, или еще как-нибудь уничтожил, исследуя. Отсутствие же драгоценных камней вынудило его вступить на путь книжного познания. Так бывает всегда. Теория – удел неимущих. У кого нет собственных драгоценностей, тот начинает ломать голову над вопросом, почему они сверкают у другого.
Место «Занимательной кристаллографии» заняли книги потолще и помудреней, их страницы пестрели формулами, графиками, таблицами, на которых пытливый взгляд нашего героя останавливался надолго и не без пользы. Его научное рвение обратило на себя внимание жителей маленького сибирского городка, не привыкших и подобному поведению подростков. Их мнения насчет Верещагина разделились: одни считали, что со временем он займет очень высокооплачиваемую должность, другим более естественной казалась перспектива психиатрической лечебницы. «От этой уймы книг он сойдет с ума», – говорили они.
Сверстники же, будущим не интересуясь, просто не любили Верещагина. Трудно сказать, за что. Вероятно, за непохожесть. Когда нормальные дети видят непохожего сверстника, в них взбрыкивает инстинкт самосохранения и сжимаются кулаки, так как непохожий – это либо больной, либо будущий властитель. И того и другого желательно изгнать из общества в каменистую пустыню, пока еще не заразил или не подчинил. Дети очень жестоки с непохожими.
Однажды они подошли к нему гурьбой – Верещагин сидел на завалинке дома, где жил, и читал очередную книгу. «Что ты все читаешь и читаешь? – спросил один из подошедших. – Ну-ка, давай расскажи нам, что ты читаешь, а мы послушаем». С этими словами он уселся на траву у ног Верещагина, остальные уселись тоже. «Я читаю о кристаллах», – сказал Верещагин, отрываясь от книги о кристаллах. «А что такое кристалл? – спросил другой мальчишка.- Ты давай рассказывай, не одному тебе умным быть».
Верещагин охотно стал делиться знаниями – он даже обрадовался возможности не одному быть умным. «Все, что вокруг нас хорошего,- все это кристаллы,- сказал он. – И звезды, и снег, и цветы тоже». «А я? – спросил еще один из сидящих у его ног, спросил и усмехнулся, подмигнул товарищам. – Я тоже
Верещагин посмотрел в глаза стоящего перед ним забияки спокойно и научно. «Если тебе, например, вырвать глаз,- сказал он,- то внутри в нем кристалл. Он почти так и называется – хрусталик».- «Я те дам вырвать,- сказал мальчишка.- Ишь ты, вырывала нашелся, он будет мне еще глаз рвать». И наконец собрался ударить. Остальные повскакивали со своих мест на траве и каждый тоже ударил – для этого, собственно, они и подошли.
Верещагин хотел закрыть лицо книгой, но ее тут же выбили из рук. «Ах, вы еще и книгу выбиваете!» – возмутился наш герой и так размахался освободившимися руками, что сразу же всем попало. Слишком уж велико было у каждого мальчишки желание ударить лично, слишком плотным кольцом обступили они Верещагина, он практически не мог промахиваться, тогда как их теснота сковывала. Это сыграло свою роль. Верещагин выиграл драку в полминуты.
Нападавшие разбежались, только один остался – он лежал на траве лицом вниз и не шевелился. Верещагин поднял его, посадил на завалинку. «Неужели я так сильно тебя ударил, что ты даже не мог встать?» – спросил он удивленно. «Еще бы! – ответил мальчишка. – У тебя знаешь какой кулак? Видно, ты до войны хорошо питался». – «А ты разве плохо?» – спросил Верещагин. «Я – так себе»,- ответил мальчишка.
Читая ученые книги, Верещагин узнал, что возникают алмазы и прочие благородные кристаллы в подвальных лабораториях природы, под совместным воздействием внутрипланетного жара и давления, и что попытки ученых создать их искусственно никак не могут увенчаться полным успехом, потому что в процессе создания, по-видимому, участвуют не только пламень и напор, но еще и тайная сила, которую наука не постигла и о которой пока только в песнях поется.
Однако был случай. Верещагин узнал о нем из толстой солидной книги. В прошлом – еще свечном и лучинном – столетии, сообщала книга, в дни знаменитой обороны Севастополя от англичан, трудился на защите крымского порта вместе с остальными один фейерверкер, в просторечии – пушкарь, человек темный, но смышленый, о чем свидетельствует придуманная им добавка в порох, благодаря которой пушечные ядра стали летать гораздо резвее прежнего, причиняя неприятность вражеским кораблям даже на дальних рейдах, где они мнили себя в безопасности.
Но автор книги, лишенный злорадства, упирал не на пакости, чинимые британскому флоту, а на тот факт, что смышленый представитель простого народа, прочищая мосле каждого выстрела жерло своей пушки, выгребал ил ее недр вместе с нагаром и прочим мусором пригоршню, а то и две, довольно крупных алмазов; правда, таких же темных, как и он сам, и поэтому для ювелирного дела не годящихся.
Промышленного же применения алмазы в то время не знали, так что нечаянный фокус пушкаря большого интереса не вызвал. А когда хватились – что да как? – было уже поздно: минули десятилетия, бравый пушкарь отошел к отцам своим и в чем заключалась таинственная добавка к пороху, никому не сообщил. Повторить же его достижение не удалось: тысячи энтузиастов, надеясь на удачу, подмешивали в порох все, что можно в него подметать, без малейшего успеха. Ну и, конечно, стали и. щи икать неизбежные сомнения: а были ли алмазы, да и существовал ли сам пушкарь – людям свойственно отказывать предкам в умении делать то, что не по силам им самим.