День в городе
Шрифт:
– Меня и сейчас не обязательно искать.
– Почему ты такой? Ты не рад, что я приехала?
– Прости. Твой приезд не имеет к этому никакого отношения.
– Тогда не говори со мной так, что я чувствую себя виноватой.
Я постарался вздохнуть как можно более выразительно.
– У меня плохо идет работа над романом. Но ты в этом не виновата.
– Тогда выпей вина, и, если хочешь, расскажи мне.
– Не хочу. Рассказывать не хочу, а вина выпью с удовольствием.
Ее колени казались такой правильной формы, четко очерченными, слегка заостренные книзу, и отсутствие
Она чуть приподняла голову и задала вопрос, который было удивительно услышать.
– Когда ты пишешь - это сложно?
– Иногда это чертовски сложно.
– Иногда?
– Почти всегда. Но пишу я ради тех моментов, когда становится легко. Если тебе легко - можно написать очень много. И ты пишешь, не отрываясь, чтобы успеть больше, пока не стало опять тяжело.
– А сейчас тебе тяжело?
– Тебе правда это интересно?
– Зачем бы я спрашивала? О чем ты писал, пока тебе не стало тяжело?
– О людях, которые говорят друг с другом так, словно играют в игру.
– Как мы с тобой?
– Не знаю. А в какую игру мы с тобой играем?
– Мне кажется, мы просто пытаемся добиться друг от друга определенных слов.
– Каких, например?
– Может, я хочу услышать "я тебя люблю". А каких слов ждешь ты - не знаю.
– Как насчет слов "ты меня любишь?".
– Ну нет, думай лучше, - она легонько шлепнула меня по колену.
– К тому же, ты ведь мне все равно этого не скажешь.
– Не скажу. Да ты и не нуждаешься в таких признаниях.
Даша убрала голову с моего плеча и выпрямилась.
– Глупый ты. Пойдем и выпьем чего-нибудь еще, иначе я воспринимаю твои слова слишком серьезно. Только сначала я хочу прокатиться на той карусели!
Тени в парке стали длиннее, и солнце приобрело оранжевый оттенок оттого, что стало клониться к закату и скоро оно встретится с горизонтом. Деревья были покрыты фальшивым золотом. Люди были покрыты фальшивым золотом. Уже знакомый мангальщик, заговорщицки улыбавшийся мне, тоже был покрыт этим фальшивым солнечным золотом, но нас было сложно обмануть. Откуда-то из-под прилавка он налил нам в пластиковые пивные стаканы жидкость цвета граната, которая пахла как паркетный лак.
– Мне кажется, что это гораздо романтичнее, чем пить пино-нуар на веранде дорогого ресторана. Именно дешевый алкоголь дает почувствовать близость, родство душ. Почувствовать сопричастность, - Даша попробовала сделать большой глоток, но поморщилась.
– В тебе говорит излишняя любовь к Ремарку. Хотя, нужно отдать ему должное - он не дурак был смешать ром с портвейном.
– Ты знаешь, я, пожалуй, больше не буду, - сдалась Даша после второй попытки проглотить вино и протянула мне свой стакан.
– Даже я вряд ли его осилю.
Мы окропили урну красной жидкостью, словно принесли жертву Вакху. Сделали мы это без всякого сожаления.
Я накинул Даше на плечи свой пиджак с грубо зашитой подкладкой и пятном краски на рукаве, и самому мне стало чертовски зябко в этот августовский вечер. Мы решили, что непременно нужно выпить еще, поэтому вышли из парка и направились через площадь к продуктовому магазину. Я бы с большим удовольствием взял бутылку коньяка, но это было бы негуманно по отношению к Даше. Тем не менее, мы не прогадали - вишневая настойка оказалась почти такой же вкусной, как ее губы, но, наверняка, не шла ни в какое сравнение с тем, что притаилось внизу.
Мы выпили настойку прямо там, на облупившемся крыльце магазина, а потом вернулись в праздник. На этот раз я потащил ее в дальний угол парка, чтобы расположиться поближе к альтернативной сцене - зарешеченной асфальтовой площадке - откуда доносилась фальшивая мелодия "Фиолетово-черного". Несколько сорокалетних длинноволосых мужчин в тертых джинсах и растянутых футболках, с символами старого рока на них, старательно зажигали аудиторию, которую составляли с десяток таких же потертых граждан. Я соблазнился здесь стаканом холодного пива и на несколько минут оставил Дашу.
Когда я вернулся, она неловко отбивалась от зажавшего ее в углу, задравшего в воздух руки любителя музыки, основательно набравшегося алкоголем. К ее счастью, ничего плохого он не замышлял. Товарищ просто искал выход пьяной энергии, и с моим появлением без вопросов отошел ближе к центру площадки, где продолжил размахивать руками.
– Уйдем отсюда?
– умоляюще посмотрела на меня Даша.
В сумерках, сгущавшихся над нами, постепенно пустеющий парк стал преображаться, теряя балаганный вид. Чем темнее делалось вокруг, тем красивее становился он. То же можно сказать и о здании начала двадцатого века, возле которого мы с Дашей остановились. Своими треугольным фронтоном, колоннадой под ним и облупившейся штукатуркой оно старалось казаться старше, чем есть на самом деле. Город тоже казался древнее и мудрее, хотя всего сорок лет назад он был рабочим поселком. Под прикрытием сумерек ему можно было легко поверить. Под прикрытием сумерек легко поверить многому, этим они и опасны.
Даша слегка скользнула ладонью по моей щеке, прижалась губами. Я крепко обнял ее. Она прислонилась спиной к стене, пиджак на ее плечах тут же испачкался известью. Следующий поцелуй был настолько сильным, что Дашиным губам почти наверняка стало больно. В ответ она впилась ногтями в мой затылок.
Одновременно с тем, как я продолжал целовать Дашу, опускаясь ниже по шее, рука моя скользила вверх по ее ноге, под платье. Мне показалось, что я запутался в подоле, в его бесконечных складках, но затем вновь ощутил прохладу кожи.
Рука забралась слишком высоко, под моей ладонью оказалось острое бедро Даши, и я стал нетерпеливо опускаться в поисках тончайшего кружева.
Кончиками пальцев я почувствовал ее волосы, и тут же остановился.
Меня будто окатило ледяной водой, и на несколько секунд я протрезвел. Даша выскользнула из моих объятий.
– Прости, - прошептал я.
Она одернула платье, стала поправлять растрепавшиеся волосы. Огляделась и растерянно сказала:
– Я только сейчас поняла, что оставила где-то свою шляпу.