Денег нет, но ты держись!
Шрифт:
– Нет! Уже успела спрятать в своей комнате? Где ее комната? Сейчас пойдем и поищем там! Если мы найдем деньги, то пеняй на себя!
– сказала я, натягивая платье, - А теперь, зашнуруй мне корсет. В последний раз....
Тесьма на корсете лопнула, поэтому, дрожащими руками служанка попыталась стянуть его на мне, причитая о том, что она исправится и не надо так сурово...
Я в сопровождении стражников, придерживая платье, двинулась в комнату прислуги. По дороге к нам присоединился пес, радостно виляя хвостом.
После того, как стражники
– Поднять матрас!
– скомандовала я, - Отдернуть занавеску!
Когда занавеску отдернули, я увидела десяток нарядов, сваленных на полу. Судя по ткани и фактуре, это - явно не рабочая одежда кухарки или горничной. Драгоценности, если таковые и украшали этот гардероб, были срезаны. Кое-где оставались торчащие нитки. Под матрасом валялся нож. Пес поскреб когтями, мол, смотрите сюда, и звонко гавкнул.
Я ловко сдвинула половицу и поняла, что моя горничная - вполне состоятельная женщина. Под половицей, лежал подсвечник, несколько мешочков с драгоценностями и мешочек с золотыми монетами.
– Он!
– сказала я, указывая на него пальцем. Я подняла все сокровища, развернула мешочки и поняла, что я, по сравнению с ней, просто принцесса на бобах! Служанка ползала на коленях, умоляя не казнить ее. Она рыдала, рвала на себе волосы, каялась и причитала... Но мое сердце замерзло той зимней ночью в заснеженном лесу.
– Воровка! Посадить ее в клетку в одном платье и выставить на улице! Надеюсь, клетка найдется! А если не найдется - смастерить!
– отозвалась я и пошла вперед,
– Завтра утром, если она будет еще жива, снимите ее и вышвырните вон из замка.
Все. Кончилась добрая принцесса.
Глава одиннадцатая. Ловкость рук и никакого мошенничества
Хочешь жить – умей вертеться!
Я решила пойти и проверить, как поживает моя первая жертва. Мучимая угрызениями, умирающей в страшных конвульсиях совести, я смотрела на висящую на столбе клетку, украшавшую, прямо по фен шую и без того мрачный внутренний двор замка. Тело уже не подавало признаков жизни, а я чувствовала себя исчадьем ада. Может быть, в пылу гнева наказание показалось мне очень подходящим, то сейчас, когда гнев сменился спокойствием, я стала чувствовать, что где-то перегнула палку.
– Это слишком жестокое наказание! – воскликнул Ленс, стоя рядом со мной на балконе.
– Я была к ней справедлива. Он – воровка, - лаконично ответила я, глядя на ржавые прутья, покрытые инеем и бесчувственное тело, сидящее внутри. Не знаю, кому был больше нужен мой ответ Ленсу или моей совести, но никого из них он не удовлетворил. Я пыталась убедить себя в том, что правильно поступила с этой лгуньей. Ей было не стыдно предавать меня, а мне почему-то должно быть стыдно ее наказывать? У меня были все шанс замерзнуть насмерть, если бы не … А, впрочем, я поступаю правильно! И мне плевать на мнение других.
– Да, если она действительно украла деньги, то это – плохо. Можно было бы просто поговорить с ней и узнать, для чего она это сделала? – грустно сказал разочарованный в моих добродетелях Ленс, - Наверняка у нее есть веская причина! Но лишать человека жизни из-за горстки монет – это воистину зверство. Человеческая жизнь – бесценна! Деньги – это тлен. Это - всего лишь вещь. Ты должна отнимать у людей то, что могла бы им вернуть в любой момент. Если в твоих силах, принцесса, снова вдохнуть жизнь в мертвое тело, то смело отнимай ее. Но ты ведь не можешь этого сделать?
Нет… Не могу… Я чувствовала, как что-то внутри дрогнуло. Я снова бросила взгляд на клетку… Еще немного и я выпущу ее оттуда, если он еще живая… И, возможно, даже, извинюсь… А если она уже мертва? Что делать тогда? Но тут же перед моими глазами встал заснеженный лес.
– Нет, не могу! – отмахнулась я, чувствуя, что у остатков моей полудохлой совести появился мощный союзник лице бродячего философа, - Но если бы это было в моих силах, тогда бы наказания никого не пугали! Какой смысл в наказаниях, если они никого не пугают? Тогда бы казнь стала для людей обычным развлечением.
Я сразу представила, как аристократы хвастаются друг другу о том, сколько раз им отрубали голову. А особо продвинутые рекомендуют попробовать новые виды казни. «Недавно я попробовала костер… Вы знаете, это гораздо лучше гильотины!» - говорит какая-то мадам в высоком припудренном парике. «О! О чем вы говорите! Кол! Кол! И только кол! Я бы с него не слезала!» - отвечает хрипловатым голосом какая-то распутная дама с мушкой на скуле, обмахиваясь веером. Где-то на заднем плане разговаривают отец и сын: «Сынок, веревка – вот выбор настоящего мужчины. Добротная, пеньковая…» , «Пап, веревка уже не модно! Это – прошлый век. Четвертование – вот это тема!». И тут в разговор вмешивается старушка. Сморщенная, как печеное яблоко, она скрипучим, как несмазанное колесо телеги, голосом заявляет: «О времена! О нравы! Вот в наше время такого не было! Больше, чем на колесование приличная девушка или приличный юноша рассчитывать не могли!» Занавес.
– Если бы люди были уверены в том, что останутся безнаказанными за любое злодеяние, то о какой доброте во всем мире может идти речь? - заметила я, убеждая себя в правильности приговора, - Только наказание страшит многих людей, заставляя их вести себя так, как подобает. Давай, если завтра ко мне приведут убийцу, то я помилую его. Мало того, что помилую, так еще и выпущу на волю. Пусть продолжает дальше убивать невинных. Все равно ему ничего за это не будет! И тогда, Ленс, смерть тех, кого он убьет после освобождения ляжет не на мою совесть, а на твою! И все потому, что ты попросил о его помиловании.