Деньги для киллера
Шрифт:
Я открыла глаза и моргнула. Свет фар высвечивал песчаную дорогу. За рулем Витька, а я на заднем сиденье и как будто — живая. Что весьма странно. Кулак у него будь здоров. Хотя, может, у меня голова слабая. Оцепенение не проходило. Вероятно, не следовало торопиться и открывать глаза.
Через пару минут я стала ощущать покалывание во всем теле, потом оказалось, что я могу шевелить носом, потом — губами.
Впрочем, не так уж это и радовало. Витька начал чертыхаться, притормозил, развернулся,
А я попыталась понять, куда мы едем. Через пару минут фары весьма кстати высветили указатель.
— На кладбище? — поинтересовалась я.
— Очнулась? — усмехнулся Витька.
— Да вроде бы.
— Крепкая у тебя башка, однако. Захочешь выпрыгнуть — валяй. Сама себе шею не свернешь — пристрелю.
— Так ведь все равно пристрелишь, — вздохнула я, пытаясь поудобнее устроить голову, в которой не иначе как расположили ядерный реактор. Витька хохотнул:
— Это точно. Очень ты любопытная.
Везде свой нос успела сунуть.
— Да не хотела я. Просто не везло. — Я покосилась в заднее стекло, делая вид, что шею разминаю. Мелькнуло там что-то или я выдаю желаемое за действительное? В любом случае, привлекать Витькино внимание не стоит. — А на кладбище зачем?
— Пройдем по кругу, — опять хохотнул он. — С чего начали, тем и кончим.
— На кой черт тебе понадобилось заваривать эту кашу? — покачала я головой в искреннем недоумении. — Жилось плохо?
Денег не хватало?
— Много ты понимаешь, — голос его зазвучал неожиданно зло. — Денег. Ты своими куриными мозгами таких денег и представить не можешь.
— Куда уж мне, — согласилась я и опять на дорогу покосилась, вздохнула и решила разговор продолжить:
— Значит, тебе велели убрать Маурина, а ты с Каховским денежки прибрал, а потом и его шлепнул, выставив вором. Все его ищут, а настоящий вор у них под носом. Одного не пойму: чего ты здесь делаешь, почему ты не на Багамах? Ведь хозяева твои все равно до правды докопаются…
— Не твое дело, — рявкнул Витька, а я засмеялась.
— Ясно. Надул тебя Каховский. Шлепнуть ты его шлепнул, а денежки не получил.
Потому теперь и крутишься здесь, как вошь на гребешке.
Витька вдруг засмеялся:
— Не было никаких денег. В этом все дело. Каховский — сукин сын. Ни копейки, понимаешь?
— Значит, задаром душу продал? Не повезло. Угрызения совести, должно быть, мучают. Зачем связного убил? Расплатился бы с Оборотнем, снял камень с шеи, глядишь, и выкрутился.
— Не так все просто, умница моя. Я жив до той поры, пока Каховский в бегах числится. А Илья… Илья знал, и этот Оборотень тоже. Надо было от обоих избавляться.
Вот тут я маху и дал. Надо было самому заняться, а я поручил дружкам… Козлы, мать их! О том, что у Ильи брат есть,
— Может, он говорил им, только они верить не хотели.
— Может. Кто такой Оборотень, они так и не узнали, зато с Большаковым напортачили. Заверили меня, что он концы отдал, мол, перестарались малость, а покойничек из могилы сбежал. Ваша работа?
— Наша.
— Где он?
— Далеко. Жив, здоров и тебе привет шлет.
— Пусть шлет. Завтра меня ни одна живая душа не сыщет. Конец истории.
— Славку твои дружки убили?
— Они. Умники. Боялись сказать, что покойничек шустрячком оказался, из могилы сбежал. Вот и намудрили. Хлопнули старика, а потом и Славку вашего. Я знать ничего не знал, пока вы с Сонькой не заявились.
Этих идиотов пришлось убрать, только все уже вышло из-под контроля. Пятки жгло.
А тут Оборотень. Конечно, надо было деньги ему передать, а уж потом разбираться, кто он да что он. Каюсь, пожадничал, за что и поплатился.
В этот момент мы свернули к кладбищу, и Витька затормозил у ограды.
— Ну, вот, — сказал он радостно. — Приехали. — Он вышел из машины, извлек из багажника лопату и предложил мне:
— Давай-ка, Маргарита, поработай маленько.
— Зачем это? — искренне удивилась я. — Место глухое, меня здесь не скоро найдут.
— Давай-давай.
— Что за идиотская фантазия?
— Надо все доводить до конца, — хохотнул Витька, — в могиле должен быть покойник.
— Нашел дуру. — Я отшвырнула лопату. — Надо тебе, ты и рой.
— Не зли меня, — ласково попросил он, — Не то я этой лопатой отрежу тебе пальчики на ножках, сразу зашевелишься.
— Если ты мне пальчики отрежешь, у меня будет болевой шок, а потом я истеку кровью, — заметила я, но лопату взяла: нервы у Витьки шалили, он мог сорваться в любую минуту.
— А зачем копать здесь? — спросила я, чтоб поддержать разговор. — Я, к примеру, у березы хочу. В конце концов, это моя могила.
— Ничего. Здесь тоже неплохо.
Треснула ветка. Я опасливо покосилась на Витьку, но он в свои думы погрузился и ничего не заметил.
— Я до утра провожусь, — сказала я, — помог бы.
— А чего это ты торопишься?
— Не видно ничего, а земля — точно камень.
— Работай, работай.
Ветка опять хрустнула, что вызвало во мне прилив трудолюбия. Витька сел на скамейке возле ограды, хотел закурить, но передумал и сигарету отбросил.
— И что ты делать будешь, когда меня зароешь? — спросила я, продолжая трудиться.
— Исчезну, — усмехнулся он, — растворюсь.
— Ага. Умник. Забыл, что Оборотень сказал? Сегодня — твой срок.