Деньги – это самое… самое… (Софья Блюфштейн, Россия)
Шрифт:
Это была победа! Лишь только маркиза появилась в уединенном доме, Дегре стиснул ее в объятиях, как бы не владея собой… но тут же объятия его разжались — и Мари-Мадлен оказалась в руках стражников, прятавшихся в засаде. После чего ей было сообщено, что она арестована и должна предстать перед судом.
Узреть на месте пылкого любовника сурового преследователя было слишком для нежной, чувствительной отравительницы. Она лишилась сознания и пришла в себя лишь в Париже, в тюремной камере…
Слишком долго и страшно описывать те пытки, которые пришлось перенести Мари-Мадлен де Бренвилье, прежде чем она полностью признала свою вину в том, что была, как говорится, большой мастерицей «подсунуть заряженный пистолет в бульон». Наконец правосудие свершилось. Смерть под топором палача уже казалась ей желанным облегчением. Она не щадила никого — не пощадили и ее. Все мыслимые и немыслимые истязания пришлось ей перенести, потому что она запиралась в каждом слове, цеплялась за малейшую попытку отрицания очевидного и никак не хотела признавать свою вину.
Очень может быть, на своем пути страданий Мари-Мадлен не раз вспомнила страдания жертв своих. Может быть даже, она жалела их, задумывалась о том, стоили ли деньги той боли, которую она теперь вынуждена терпеть…
Впрочем, почему-то кажется, что этого так и не произошло, что, окажись у Мари Бренвилье возможность повторить преступления, она бы их повторила. Ведь люди, вместо сердца у которых слиток золота, не способны раскаяться.
Пиастры, пиастры!
(Генри Морган, Англия)
Знатоки человеческой природы уверяют, будто весьма редки случаи, когда, к примеру, женщины легкого поведения идут на панель исключительно из бедности. Как правило, главная движущая причина здесь — тяга к древнейшему искусству. Точно так же отнюдь не из бедности и бессмысленных попыток жить честным трудом идут на преступление грабители. Особенно если грабеж становится образом жизни и происходит не на большой дороге, а в открытом море, что сопряжено с великими опасностями и риском.
Да, пираты рискуют каждую минуту… но и выигрыш от их риска таков, какой и не снился добропорядочному гражданину или заурядному сухопутному «работнику ножа и топора». Обесценивается собственная жизнь, которой можно в любую минуту лишиться, обесценивается жизнь других людей, которых бросают за борт, чтобы завладеть их имуществом… одно только богатство, одно только непрестанное обогащение имеет значение, и в конце концов оно становится смыслом существования человека. Другое дело, что после этого в нем остается уже очень мало человеческого…
Вот так же страсть к обогащению стала смыслом существования Генри Моргана, одного из самых знаменитых пиратов мира. Никто из них не отличался милосердием, что да, то да, однако история Генри Моргана способна изумить любого тем многообразием преступлений, которые можно совершить ради удовлетворения собственной жадности.
Родился Генри Морган в 1635 году в Англии, в провинции Уэльс, называемой также Валлийской Англией, в графстве Монмутшир. Отец его был земледельцем, и весьма зажиточным. Однако юный Генри не проявил ни малейшей склонности к тяжкому сельскому труду в местечке Пекари, где жила его семья, и к медленному приумножению отцовского состояния. Он хотел разбогатеть быстро и радикально, так, чтобы не считать каждый грош, нажитый непосильным трудом. Слухи о пиратах давно отравляли ему жизнь, тешили его воображение, и решил он попытать счастья средь волн морских. В те времена довольно много джентльменов отправлялось на ловлю удачи в океаны (ведь и само слово «пират» — по-латыни pirata — происходит, в свою очередь, от греческого peirates, а оно — от peiran — «пробовать, испытывать, искать»; таким образом, первоначальный смысл слова «пират» — «искатель счастья»), однако они, как правило, испрашивали на то разрешения у короля. Назывались эти искатели денег и приключений каперами, корсарами или приватирами, и обозначалось так частное лицо, получившее от государства лицензию на захват и уничтожение неприятельских судов и кораблей нейтральных стран в обмен на обещание делиться с нанимателем. Генри же Морган не намеревался ни у кого спрашивать дозволения. И делиться ни с кем тоже не собирался. Он слышал, будто в Карибском море жизнь пиратов особенно вольготна, и вознамерился заделаться флибустьером или буканьером — так в XVI и XVII веках назывались морские разбойники, грабившие главным образом испанские корабли и колонии в Америке.
Итак, пятнадцатилетний Генри сбежал из дому, добрался до ближайшего порта, попал в гавань, где стояли корабли, шедшие на Барбадос, и нанялся на некое судно матросом, полный уверенности, что сделал первый шаг на пути к скорому обогащению. Шаг-то он, конечно, сделал, однако путь вышел каким-то уж больно долгим и тернистым…
То ли Генри не слишком ретиво драил палубу и вязал концы, то ли еще чем-то разозлил капитана, то ли просто капитан этот по натуре оказался отъявленным злодеем, однако, лишь только судно пришло на Барбадос, как Генри из матросов погнали. Да это еще полбеды! Вдобавок его продали в рабство!
Надо сказать, попасть в рабы в те времена было делом вполне обычным для всякого неосторожного белого человека. Колонии росли, расширялись владения плантаторов, а работать в них было некому. Одно за другим сюда шли суда, груженные «черным золотом» — неграми, однако их все равно не хватало. Хозяевам приходилось трудиться вместе со своими слугами, что мало кому из них нравилось. Именно поэтому здесь шла такая же торговля людьми, как, например, в Турции, слуг продавали и покупали, как продают и покупают лошадей. Некоторые недурно наживались на таком промысле: они ехали, к примеру, во Францию, набирали людей — простодушных горожан и крестьян, — суля им всякие блага и мгновенное обогащение, но на островах мгновенно продавали их плантаторам, и у своих хозяев эти люди были вынуждены работать, как ломовые лошади. Белым рабам доставалось даже больше, чем неграм. Плантаторы уверяли, что к неграм надо относиться лучше, потому что они работают всю жизнь, а белых покупают лишь на какой-то срок (по тогдашнему закону, белого человека нельзя было продать в пожизненное рабство), ну и надо взять от раба все, что можно. Поэтому господа третировали своих слуг с не меньшей жестокостью, чем буканьеры — своих жертв, и не испытывали к ним ни малейшей жалости, заставляя трудиться от рассвета до заката и наказывая за малейшую провинность так жестоко, что и во сне не приснится. В обычае было избивать человека в кровь и мазать его израненную спину лимонным соком или посыпать солью; или привязывать нерадивого слугу к дереву над муравьиной кучей; или связывать и оставлять на поживу москитам…
Первые уроки несусветной жестокости Морган брал именно на плантациях Барбадоса, и здесь он совершенно избавился от такого «предрассудка», как жалость к ближнему своему. Все силы его были направлены на то, чтобы угодить хозяину и выжить. Ему это удалось, и вот наконец-то истекли пять лет, на которые он был продан…
Между прочим, позже Генри изо всех сил отрицал данный факт своей биографии и открещивался от того, что был рабом, а уверял: мол, работал по найму! Ну да, в самом деле, некоторые судовладельцы за проезд в Новый Свет заключали контракт с пассажиром: пять лет отработать на плантациях. Однако на такие условия мало кто соглашался. И плохо верится, чтобы Генри, который стремился к самому скорому обогащению, заключил несусветно кабальный договор, исполняя который можно было бы запросто и жизни лишиться. Ну а то, что он отрицал факт своего рабства, вполне понятно: ведь это весьма унизительная штука, а Морган был человеком очень гордым и тщеславным.
Освободившись, Генри перебрался на Тортугу, где стояли уже снаряженные пиратские корабли, готовые к выходу в море. Вот где матросы всегда были нужны! Генри немедленно нанялся на один из кораблей и за короткое время познал их образ жизни, сколотив за три или четыре похода небольшой капитал. Часть денег он выиграл в кости (Генри был везучим игроком), часть получил из пиратской выручки. Итак, мечта его начинала сбываться! Однако Генри хотел другого. Деньги должны были не просто бренчать у него в карманах, не просто появляться от случая к случаю — карманы должны были лопаться от денег! А служа на чужом корабле, ты вечно будешь получать лишь малую часть добычи. Генри же мечтал иметь если не всю ее (ведь даже капитан принужден делиться с командой), то хотя бы гораздо большую часть. Значит, ему нужен был собственный корабль…
У него завелось несколько друзей, одержимых столь же честолюбивыми мечтами и планами. Самыми близкими из них были Моррис и Джекман. Троица скинулась и сообща купила судно. Морган уже показал себя отличным моряком, к тому же он поистине заболел «морской болезнью» — себя без волн и палубы не мыслил, ну а его друзья-компаньоны предпочитали вести жизнь плантаторов. Поэтому именно Генри назначили капитаном, и он отправился к берегам материка.
Началось все с того, что Морган захватил испанские шаланды, груженные деревом кампече, которое стоило баснословных денег. Потом пираты разорили на берегах Мексики испанское селенье Вилья-Эрмосе, находившееся в двенадцати лье от берега. Правда, когда они возвращались к кораблю, нагруженные добычей, то наткнулись на изрядный — триста человек! — испанский отряд. Начался бой, однако полил дождь, порох у испанцев отсырел, а поскольку молодчики Моргана во время пиратских абордажей привыкли к сражению в ближнем бою — на саблях или в рукопашной, — то и вышли в неравной схватке победителями.