Деньги на ветер

Маккинти Эдриан

— Это еще зачем? — спрашивает он.

Указываю на лед.

Сначала на лице недоумение, потом он догадывается:

— Хочешь, чтобы я продолбил лед?

Киваю.

Он берет молоток в руки.

Сердце у меня начинает бешено колотиться. Опасный момент. Если он попробует провернуть свой номер, мне — конец.

Может получиться милая кармическая концовка.

У него в руках грозное оружие, он силен, зол, руки его свободны.

Все козыри у него, кроме одного.

Нет информации.

Он не знает, что пистолет не заряжен.

На

мгновение он замирает, глядя мне в лицо, но, видя только маску, улыбается и стискивает в руке кленовую рукоятку. От его улыбки меня пробирает дрожь.

Выглядит он, как Брэд Питт на вечеринке, как скандинавский бог Тор во время Рагнарёка, последней гибельной битвы богов: молот, лед, окровавленное лицо, светлые кудри.

Поднимаю «смит-вессон» двумя руками. Целюсь в него совершенно бесполезным пистолетом.

— А если не стану? — говорит он.

Киваю, как бы советуя: «А ты попробуй».

— Ну ты полный псих, — бормочет он. Негодующе качает головой. — Да какой ты мужик?

Да никакой.

«Смит-вессон». Молоток. Голубые глаза. Зеленые глаза.

— Ну и черт с ним, — говорит он и яростно всаживает молоток в лед. От первого же удара образуется трещина. От второго появляется дыра размером с футбольный мяч. От третьего она становится с большой блин, в ней плавают осколки льда, которые я легко смогу выбрать.

Подняв руку, делаю ему знак остановиться. Потом, показывая открытую ладонь, велю бросить молоток.

Сейчас было бы проще заговорить, все ему объяснить, но мне не хочется так раскрывать карты, пока он окончательно не окажется там, где мне надо.

— Хочешь, чтобы я бросил?

Киваю.

— А если брошу тебе в голову?

Он смотрит сначала на меня, потом на пистолет и выпускает рукоятку. Наведя на него пистолет, я захожу сзади и валю его на спину. Поездка в машине, холод и работа молотком так его обессилили, что он встречается со льдом, как со старым другом.

Приставляю дуло к его шее и держу некоторое время — пусть прочувствует прикосновение. Потом беру его руки и складываю за спиной. Не успев ничего предпринять, он снова оказывается в наручниках.

Вот так. Все кончено. Никуда не денешься. Неправильный ответ, и ты — покойник.

Кладу пистолет на лед, подхожу к проруби, выкидываю из нее обломки льда. Молотком чуть-чуть расширяю прорубь и отбрасываю его как можно дальше.

Не давая ему опомниться, волоку за наручники к проруби. Приходится напрягаться изо всех сил, а их не так уж много. Но вот он чувствует ногами воду, начинает дико брыкаться, однако движения тела по льду уже не остановить.

Сначала ноги, потом и туловище оказываются в проруби.

Почти тотчас он начинает корчиться, как от боли. Не знаю точно, но мне кажется, ощущение должно быть как на электрическом стуле.

Вдруг он перестает дергать ногами и уходит под воду, но сразу, к счастью, начинает биться и голова снова показывается над водой.

Вынырнув, он смотрит на меня. Ноги у него мощные, и сам он так силен, что, мне кажется, мог бы продержаться так с моей помощью не меньше сорока минут.

Сажусь на лед рядом с ним и открываю рюкзачок.

Вынимаю взятый с тумбочки возле его кровати пластиковый пакет на пластиковой же молнии по краю. Внутри — шесть цилиндриков, свернутых из сотенных купюр, килограмм героина и кристаллический метамфетамин, которого хватило бы, чтобы оживить половину покойников в Колорадо. Все это, мне кажется, он собрал на случай непредвиденных обстоятельств. Наличными и в виде товара примерно сотня тысяч.

Ловлю его взгляд: он пристально наблюдает за моими занятиями. Опускаю тяжелый пакет перед ним в прорубь, и мы оба смотрим, как белое пятно уходит ко дну.

Ну, помогла моя подсказка? Начинаешь понимать, что деньгами тут не поможешь?

Теперь могу разъяснить тебе и более доходчиво — раз ты в наручниках и в проруби. Снимаю маску.

Он узнает сразу. Узнает и изумляется.

Хорошо. А теперь переходим к самому главному. Много раз я представляла себе, что должно произойти в следующую минуту. Тут мне требовалось его полное внимание.

Я встала на четвереньки, подползла к краю проруби. Встретила его взгляд, подняла пистолет дулом вверх, показала пустой патронник. Щелкнула замком магазина, вытащила обойму. Пустую.

Ну, ты теперь понял, compa~nero?

Кто это так тебя сделал? Женщина. Нелегально перебравшаяся из Мексики в США через Рио-Гранде, вооруженная лишь незаряженным пистолетом. Ты в любой момент мог бежать, дружок. Держа в руках молоток, ты мог бы одним движением положить конец всему. Но не положил. Тебя переиграла женщина, perra latina, сучка латиноамериканская.

Он смотрел на пистолет и молчал.

Я была несколько разочарована.

Где же фейерверки? Где бешенство?

Ничего. Ну что ж, никто не может иметь все и сразу.

Он видел и знает.

Его ноги исступленно плясали в холодной придонной воде, уже начинали уставать.

Я кивнула, отползла от проруби, встала и подобрала молоток. Спрятала его, пистолет и маску в рюкзачок.

— Помоги же! Помоги! Помоги! — кричал он.

Я быстро оглядела берег. Никого.

— Помоги! — вопил он, бешено вращая глазами. На что он рассчитывал? Что рядом окажется охотник на уток? Любитель подледного лова?

Нет. Сюда зимой вообще никто не заглядывает, да и я на всякий случай и знак повесила, и турникет заперла, и все следы замела.

— Помоги мне! Помо-о-оги мне-е-е-е! — кричал он.

Слова повисали на мгновение в воздухе и вмерзали в лед.

Губы у него посинели, кожа на лице побагровела.

Он что-то шептал. Я едва разбирала слова. Наклонилась ближе.

— Сучка, сучка, сучка, сучка, сучка, сучка, сучка… — твердил он.

Словам есть предел. Количество слов, которым вообще суждено быть произнесенными, невелико, их подмножество, используемое конкретным человеком, — тем более. Эти могут оказаться твоими последними. Ты именно это хочешь сказать, покидая бренный мир?