Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле
Шрифт:
В Красной Пахре было гораздо лучше, чем на тех, старых дачах. Дома были удобные и просторные. Вокруг тоже было хорошо – справа лес, слева парк при детском санатории, впереди – спуск к реке, там был пляж и лодочная станция.
Но самое главное – там были друзья. Не как на старых дачах, куда я приезжал на одно лето, а на следующий год – уже на другую дачу, и ребята совсем другие. Нет, здесь у меня появились настоящие, постоянные друзья, на всю жизнь.
Но удобство появилось не сразу. Я еще помню, как в поселке не было асфальта и даже водопровода. Отделанные кафелем ванные комнаты и туалеты пустовали. В раковинах было сухо.
Воду привозил водовоз дядя Петя. Он каждый день приезжал на своей бочке – в неё был запряжен слепой конь Руслан. Объезжал все дачи, и жители набирали по три-четыре ведра воды. Дяде Пете добровольно помогал Ваня Дыховичный. Он два лета таскал ведра и стал настоящим силачом – мускулы просто переливались. Я иногда ездил с ними на бочке. Тоже помогал – стучал в двери, кричал: «Вода приехала!»
Ваня Дыховичный потом стал хорошим артистом и кинорежиссером. Он и есть Ванька Дыхов из рассказа «На Садовой большое движение» и просто Ванька из рассказа «Похититель собак». Мы с ним не особенно сильно дружили, потому что он был старше меня на целых три года. В детстве это была огромная разница. Но он мне рассказывал много интересного. Про автомобили он знал всё на свете, и про моторы, и про разные фирмы и марки, и про знаменитых гонщиков. Еще он мне рассказывал про рок-н-ролл и давал слушать большие черные пластинки. Они были сделаны из старых рентгеновских плёнок, там виднелись ребра и черепа! От этого музыка была еще страшнее.
Среди моих приятелей был хороший мальчик Павлик. Рассказ «Англичанин Павля» – вовсе не про него. Не было ничего такого на самом деле. Чистый литературный вымысел. Просто мой папа взял это имя. Павлик немножко обиделся: конечно, он же наш сосед по даче, вот все и подумают, что он такой «англичанин». Теперь уже нет на свете ни моего папы, ни Павлика. Но я все равно должен это сказать.
Электричка в наш поселок не ходила. Доехать можно было на машине, а у кого не было машины – на автобусе.
От остановки два километра пешком. Из них примерно полкилометра – через лес. Потому что если идти по шоссе – то получался крюк.
Хотя на самом деле это был не лес, а небольшой лесок.
Настоящий лес был за нашим поселком – обширный, с белыми березовыми рощами, красными сосняками и темными ельниками, с полянками и болотцами, с земляникой и малиной, с оврагами, где журчали ручейки, с тремя красивыми просеками, которые вели к полю. За полем виднелся еще один лес, который мы называли «дальний» и иногда ходили туда за грибами.
Я совсем не боялся один гулять в лесу. Хотя я был не особенно сильный и быстро бегать тоже не умел. Но вот не боялся, и всё. Даже вечером, даже почти что ночью. Хотя чаще мы гуляли с ребятами, конечно. Мы искали в лесу маленькие речушки или запруженные ручейки, купались, разводили костер.
Но сильнее всего мы с ребятами любили речку и лодку.
На лодочной станции можно было взять лодку за двадцать копеек в час. Но надо было оставить залог – паспорт или часы. Но если лодочник тебя давно знал, то можно было и без залога. А лодочник нас отлично знал, за несколько лет успел запомнить. Не только в лицо, но даже по именам.
Мы брали лодку и уплывали на целый день. То есть часов на пять или шесть. Мы плыли вверх по течению, мимо деревень, проплывали под шаткими мостиками из дощечек и проволоки. Речка становилась всё более извилистая, деревья нависали с обоих берегов, получался как будто зеленый тоннель, ветки мягко задевали головы, в воде струились водоросли. В общем, всё было, как в дебрях Амазонки. Наконец, лодка начинала скрежетать по дну. Мы поворачивались и плыли обратно. Доплывали до широкого места, купались, загорали, болтали без конца, обо всём на свете. И возвращались назад, на лодочную станцию.
А в следующий раз мы плыли вниз по течению. Проплывали мимо песчаного пляжа с купальщиками, речка поворачивала, становилась всё шире, появлялся искусственный остров, еще новые пляжи, еще островки и, наконец, совсем широкая вода перед плотиной Троицкой фабрики. Подплыть к самой плотине было нельзя – из воды торчали частые бревна. Мы останавливали лодку и слушали, как шумит на плотине вода.
А потом, когда я стал взрослым, я пришел на речку и удивился, какая она узенькая и короткая. От пляжа до плотины можно вдоль берега дойти за полчаса, особенно не торопясь. Почему так случилось? Какой злой волшебник испортил мою прекрасную, широкую, бесконечную реку?
Я присел на бревно в траве и поднял глаза. Река сразу стала огромная и как будто выпуклая. Другого берега было почти не видно – только далекая полоска за камышами. Деревья стали высокими и закрыли полнеба.
Я всё понял. Этот злой волшебник – моя взрослость. И даже мой рост. Сидя в траве на бревне, я смотрел на реку с высоты десятилетнего мальчика, и поэтому всё казалось большим, широким и далёким.
Еще хорошо было, что дачи были теплые. Поэтому можно было приезжать зимой, на Новый год и на каникулы. Кататься на лыжах или просто носиться по снегу.
Однажды зимой мы с девочкой Наташей удрали со скучного взрослого праздника. Мы обежали вокруг нашего поселка, попали в чужой поселок, прошли на пустой участок какой-то чужой дачи. А оттуда хотели перелезть через задний забор обратно на свой участок. Это как раз была дача старого писателя, у которого мы снимали две комнаты.
Хотели – но не сумели. Забор, который разделял два поселка, был очень высокий. Хотя редкий. Но протиснуться сквозь брусья тоже не смогли. Потому что были в толстых шубах.