Дэнс, дэнс, дэнс
Шрифт:
В номере я снова забрался в ванну. Стужа в теле почти унялась. Я вытянулся в воде во весь рост и начал сосредоточенно, словно распутывая клубок веревки, выпрямлять и разогревать одну за другой конечности. Так, чтобы в итоге каждый палец задвигался как положено. Вот оно, думал я, моё тело. Здесь и сейчас. В реальном гостиничном номере, в реальной ванне. Никакого поезда. Никаких гудков. Никакой необходимости читать названия станций. Как и думать о чем бы то ни было.
Я вылез из ванны, приплелся в комнату, плюхнулся на постель и взглянул на часы. Пол-одиннадцатого. Черт бы меня побрал… Может, плюнуть на сон да пойти прогуляться? Я принялся над этим раздумывать — но тут-то меня и сразил совершенно внезапный сон. Мгновенный — как в театре, когда на сцене вдруг гасят свет. И само это мгновение я запомнил очень отчетливо. Откуда ни возьмись передо мною возникла огромная пепельно-серая обезьяна с кувалдой в лапе — и шарахнула меня ею по лбу. Так сильно, что в сон я провалился, как в обморок.
Во сне было жестко и тесно. И темно — хоть глаз выколи. И музыки никакой. Ни тебе “Мами Блю”, ни “Лунной реки”. Тоскливый такой сон, без прикрас. “Какое число идет после шестнадцати?” — спрашивает меня кто-то. “Сорок один”, — отвечаю я. “Спит как убитый”, — говорит Пепельная Обезьяна. Все правильно, именно так я и сплю. Свернувшись, точно белка в дупле, внутри черного шара. Огромного чугунного шара — из тех, какими обычно ломают дома. Только у этого внутри пусто. Там, внутри, лежу я и сплю как убитый. Жестко, тесно, тоскливо.
Кто-то снаружи зовет меня.
Гудок поезда?
“Нет! Неправильно! Не угадал!..” — радостно вопят чайки.
Похоже, мой шар собираются накалить на огромной газовой горелке. Именно такие звуки я слышу…
“Опять неправильно! Думай дальше!” — кричат чайки в унисон, как хор в древнегреческой трагедии.
“Да это же телефон!” — осеняет меня.
Но чайки молчат. Никто больше не отвечает мне. Куда исчезли все чайки? Я нашарил телефон у подушки и снял трубку:
— Слушаю.
Долгий гудок — вот и все, что я там услышал. Дз-з-з-з-з! — продолжало раздаваться по всему номеру.
Звонят в дверь! Кто-то стоит в коридоре и давит на кнопку звонка. Дз-з-з-з.
— Звонят в дверь, — произнес я вслух.
Но чайки куда-то исчезли, и никто не похвалил меня за догадливость.
Дз-з-з-з-з.
Завернувшись в банный халат, я подошел к двери и открыл, не спрашивая.
Как и в прошлый раз, она бесшумной тенью скользнула в дверь — и тут же заперла ее изнутри.
Голова моя просто раскалывалась — в том месте, по которому шарахнула Пепельная Обезьяна. “Вот дура, не могла ударить чуть послабее?” — ругнулся я. Кошмарная боль. Будто дырку мне там пробили.
Она оглядела мой халат, потом лицо. И озабоченно сдвинула брови:
— А почему ты в постели валяешься в три часа дня? — спросила она.
— В три часа дня… — повторил я за ней. Я и сам уже не помнил, почему. И действительно, чего это я?.. — спросил я себя.
— Ты, вообще, когда спать вчера лег?
Я задумался. Вернее, очень сильно постарался задуматься. Но не думалось, хоть убей.
— Ладно, не ломай голову, — великодушно махнула она рукой. И, сев на диван, посмотрела на меня в упор: — Ну и видок у тебя…
— Представляю, — сказал я.
— Белый, как стенка, и лицо все опухло… Да у тебя температура, наверно? Ты в порядке?
— В порядке. Высплюсь как следует — все само пройдет. Не волнуйся, ничем я не болен… У тебя перерыв?
— Ага. Вот, пришла полюбоваться на твою физиономию. Чисто из любопытства. Но если мешаю — я уйду…
— Не мешаешь, — сказал я и сел на кровать. — Я, правда, спать хочу — умираю, но ты мне совсем не мешаешь.
— И ты не будешь со мной ничего… странного делать?
— Нет, я не буду с тобой ничего странного делать.
— Все так говорят, а потом делают.
— Все, может, и делают, а я — не буду, — сказал я.
Она о чем-то задумалась — и, как бы проверяя себя лишний раз, легонько поправила пальчиком дужку очков.
— Ну, может быть. Ты и правда немного… не такой, как все, — сказала она.
— И к тому же слишком сонный, чтобы что-нибудь делать, — добавил я.
Она встала, сняла голубой жакет и, как вчера, повесила его на спинку стула. Но на этот раз не присела рядом, а отошла к окну и стала разглядывать пепельно-серые облака. Видимо, потому, что я был в одном халате, а моя физиономия смотрелась и впрямь ужаснее некуда. Что ж, ничего не поделаешь. У меня тоже могут быть свои обстоятельства. Да и, в конце концов, хорошо выглядеть в чьих-то глазах — не главная цель моей жизни.
— Знаешь, — сказал я. — Я, по-моему, уже говорил… Мне все кажется, что мы с тобой в чем-то неуловимо пересекаемся.
— Вот как? — произнесла она безо всякого выражения. Замолчала на полминуты, не меньше. И только потом спросила:
— В чем, например?
— Ну, например… — начал было я. Но проклятая голова не работала совершенно. Ничего конкретного не вспоминалось. Ни слова на ум не приходило. Просто казалось, что это так. Что мы с нею действительно в чем-то пересекаемся. “В чем же именно?” — копался я в себе. Но не нашел ничего подходящего — ни для “например”, ни для “вот хотя бы”. Я просто чувствовал это — и все.
— Н-не знаю, — выдавил я наконец. — Нужно еще немного подумать. Разложить по-порядку. И проверить, так это или нет…
— Просто с ума сойти, — сказала она, не отворачиваясь от окна. Без насмешки — но и без особого интереса.
Я забрался в постель и, откинувшись на подушку, стал разглядывать ее фигурку у окна. Белая блузка без единой морщинки. Темно-синяя юбка в обтяжку. Стройные ноги в тонких чулках. Все это теперь тоже сделалось пепельным. И от этого она смотрелась как на старинной фотографии. Разглядывать ее было очень здорово. Я подключаюсь к ней. Я возбуждаюсь от нее. Великолепное ощущение. В три часа дня, в полуобморочном полусне — эрекция под пепельно-серым небом…
Я смотрел на нее очень долго. Обернувшись, она поймала мой взгляд — а я все смотрел.
— Ты чего так смотришь? — спросила она.
— Ревную тебя к бассейну, — ответил я.
Она чуть склонила голову на бок и улыбнулась:
— Ненормальный.
— Абсолютно нормальный, — сказал я. — Просто мысли путаются в голове. Нужно там порядок наводить.
Она присела на кровать, протянула руку и коснулась моего лица.
— Температуры нет вроде, — сказала она. — Усни покрепче. Пускай тебе приснится долгий-долгий сон…