Дэнс, дэнс, дэнс
Шрифт:
Джимми Гилмор запел “Sugar Shack”. Насвистывая мелодию, я гнал машину по шоссе. По левую руку до самого горизонта тянулась укрытая снегом долина. “Просто кофейня из старых брёвен… Напоит кофе, когда час неровен”… Классная песня. Шестьдесят четвертый год.
— Эй, — сказала Юки. — Ты странный. Тебе это никто не говорил?
— Хм-м-м, — промычал я скорее отрицательно.
— У тебя жена есть?
— Была когда-то.
— Что, развелся?
— Угу.
— Почему?
— А она сама ушла.
— Что, правда?
— Правда. Влюбилась в другого парня и убежала с ним куда-то.
— Жалко, — сказала она.
— Спасибо, — сказал я.
— Но я, кажется, понимаю, почему.
— И почему? — спросил я.
Но она лишь насупилась и ничего не ответила. Мне, впрочем, и самому не хотелось расспрашивать.
— Эй… Хочешь жвачки? — спросила Юки.
— Спасибо, не хочу, — ответил я.
Постепенно, но верно лед между нами таял — и вскоре мы вдвоем выдали бэк-вокал для “Surfin' U.S.A.”из “Бич Бойз”. Ну, не всю песню, только припевочки — “Инсайд, аутсайд Ю-Эс-Эй!” и так далее. Но все равно получилось весело. И, кстати, припев “Help Me Ronda”мы тоже спели вместе. Вот так-то. Рано мне еще на свалку. И вовсе я не дядюшка Скрудж…
Тем временем метель улеглась. Мы вернулись в аэропорт. У стойки проката я отдал ключи от машины. Затем мы оформили багаж и еще через полчаса прошли на посадку. В конце концов, получилось, что наш вылет задержали на пять часов. В самолете Юки моментально уснула. Во сне у нее было фантастически красивое лицо. Словно она не человек, а тончайшей работы скульптура из какого-то неземного материала. Казалось, задень ее нечаянно — и она разобьется на тысячи мелких осколков. Такая вот особая красота. Стюардесса, пронося мимо напитки, увидела это лицо — и поглядела на меня с особой многозначительностью. И улыбнулась. А я улыбнулся в ответ. И попросил джин с тоником. Под джин с тоником я начал думать о Кики. Несколько раз прокрутил в голове сцену с Кики и Готандой в постели. Камера разворачивается. Появляется Кики. “Что происходит?” — спрашивает она.
“Что происходит?” — отзывается эхо у меня в голове.
16
В аэропорту Ханэда мы получили багаж, и я спросил у Юки, где она живет.
— В Хаконэ, — сказала она.
— Ого! Ближний свет, — заметил я. Девятый час вечера: хоть на такси, хоть на чем угодно до Хаконэ и к полуночи не добраться. — А здесь, в Токио, у тебя кто-нибудь есть? Родственники или просто близкие люди?
— Людей нету. Но есть квартирка на Акасака. Совсем маленькая. Мама там останавливается, когда в Токио приезжает. Я могу там переночевать. Там сейчас никто не живет.
— А кроме мамы, кто еще в семье?
— Больше никого, — сказала она. — Только мы вдвоем.
— М-да… — только и сказал я. Что говорить, семейка с проблемами. Впрочем, мне-то какое дело? — Ладно. Давай сперва заедем ко мне, потом поужинаем где-нибудь — и я на своей машине тебя отвезу тебя до Акасака. Идет?
— Все равно, — пожала плечами она.
Я поймал такси, и мы поехали ко мне на Сибуя. Я попросил Юки подождать у подъезда, а сам поднялся в квартиру и сменил походную амуницию на одежду попроще. Кроссовки, кожаная куртка, свитер, джинсы. Затем спустился, посадил Юки в свою “субару” — и через пятнадцать минут мы уже сидели за столиком итальянского ресторанчика. Я заказал равиоли и салат, она выбрала спагетти “бонголе” со шпинатом. Еще мы попросили рыбы, запеченной в фольге, и разделили одну порцию на двоих. Рыба оказалась просто огромной — но Юки, похоже, все не могла насытиться и на десерт уплела еще апельсиновый мусс. Я выпил кофе “эспрессо”.
— Вкуснятина! — наконец резюмировала она.
Тогда я признался ей, что вообще всегда знаю места, где можно вкусно поесть. И рассказал о своей работе — отыскивать самые вкусные рестораны в огромном городе.
Юки слушала, не говоря ни слова.
— Так что в этом деле я большой спец, — подытожил я. — Во Франции, например, есть такие свиньи, которые хрюкают и землю роют, когда трюфеля находят. Очень похоже…
— Значит, ты не любишь свою работу?
Я покачал головой.
— Прямо беда. Никак не могу ее полюбить. Слишком бессмысленная. Ну, нашел я очередной ресторан с хорошей кухней. Написал о нем в модном журнале. Дескать, все идите сюда. И ешьте вот это. Но за каким чертом, спрашивается, я это делаю? Неужели люди не могут сами решить, что им есть? С какой стати я, посторонний человек, навязываю им, чем набивать их персональные желудки? Зачем тогда меню в ресторанах придумывают?.. И вот после рекламы в журнале этот ресторанчик становится жутко популярным. Народ туда уже просто валом валит — и очень скоро вся эта уникальная кухня, да и сервис заодно, сходят на дерьмо. Почти всегда. В восьми случаях из десяти, если не чаще. Потому что сам баланс спроса и предложения сходит на дерьмо. Мы же сами и превращаем его в дерьмо. Вытаскиваем на свет что-нибудь чистенькое — и наблюдаем, как его заляпывает грязью со всех сторон. И называем это Информацией. А потом перекапываем весь мир от конца до края, так, чтоб и места живого на земле не осталось — и называем это Оптимизацией Информации. Лично меня от всего этого уже тошнит. Да пускай хоть черта лысого оптимизируют — я-то здесь при чем?
— И все-таки ты это делаешь!
— Ну, во-первых, работа есть работа… — начал было я, но тут же осекся, вспомнив, с кем говорю. Боже мой! Чем я забиваю голову тринадцатилетней девчонке?
— Пойдем, — сказал я. — Время позднее, а мне тебя еще везти до Акасака.
Мы сели в мою “субару”, и Юки поставила первую же кассету, что попалась под руку. Сборник “олдиз” — записывал я сам. Песни, под которые хорошо рулить в одиночку. “Фор Топс” — “Reach Out, I'll Be There”… Дорога была пуста. До Акасака мы доехали почти сразу, и я спросил у Юки, где ее дом.
— Не скажу, — вдруг заявила она.
— Это еще почему? — удивился я.
— А я пока домой не хочу!
— Послушай, уже одиннадцатый час! — сказал я. — Закончен трудный день. И я измотан, словно пес…[23]
Она повернулась на сиденье всем телом и уставилась на меня в упор. Я следил за дорогой и не видел ее лица — но чувствовал, как ее взгляд обжигает мне левую щеку. Никакой определенной эмоции я в этом взгляде не ощущал: она просто буравила меня глазами — и все. А потом отвернулась к окну и сказала:
— Мне пока спать неохота. Если сейчас домой пойду — помру там одна со скуки. Лучше еще покататься. И музыку послушать…
Я немного подумал.
— Ну, хорошо. Еще час. Ровно через час ты пойдешь домой и будешь спать, как бревно. Договорились?
— Договорились.
Еще час мы мотались по улицам ночного Токио, слушая музыку. Я крутил баранку — и думал о том, что именно из-за таких, как мы, загрязняется атмосфера, разрушается озоновый слой, уровень шума приводит к массовому психозу, — а запасы природных ресурсов планеты Земля подходят к концу. Юки прижалась щекой к спинке сиденья и с отутствующим видом разглядывала город в окне, не произнося ни слова.
— Так значит, твоя мать сейчас в Катманду? — спросил я наконец.
— В Катманду, — ответила она устало.
— И пока она не вернется, ты все время будешь одна?
— В Хаконэ есть бабка-гувернантка.
— М-да… — протянул я. — И часто у вас так?
— В смысле — что она уехала и меня бросила?
— Угу…
— Да постоянно! У нее же в голове одни фотографии. Я не ругаюсь — просто мама вообще такая. Ни о чем, кроме себя, думать вообще не умеет. То и дело забывает меня где-нибудь. Как зонтик — взяла и забыла! И уехала неизвестно куда. Захотелось ей в Катманду — все, ничего больше на свете не существует. Потом спохватывается, прощения просит. А через полчаса опять все сначала! И в этот раз — то же самое… Нашло на нее хорошее настроение — поехали, говорит, прокачу тебя на Хоккайдо. Прекрасно, едем на Хоккайдо. Только на Хоккайдо мама сразу куда-то девается, а я каждый день только плейер в номере слушаю да обедаю в одиночку… Но теперь — все, с меня хватит! Больше у нее эти номера не пройдут. Это ведь она только обещает, что через неделю приедет. А сама, могу спорить, из Катманду опять улетит неизвестно куда!..