Департамент Х. Прощальная молитва
Шрифт:
– Я пришел ответить на ваши вопросы, – властно проговорил Меджидов.
Тот выдержал, глаза не опустил, продолжая гордо смотреть на имама, только поинтересовался:
– А у тебя есть полномочия говорить с нами?
– Я сам себя уполномочиваю, – ответил имам.
– Это хорошо. А то все, с кем мы имели дело, говорили, что их объяснять не уполномочивали. А ты кто?
– Я – имам Гаджи-Магомед Меджидов, – представился амир, но не добавил, что, помимо своей должности при мечети, имеет и другую должность, которую по большому счету не получил, а взял – должность полевого
– А я – протоиерей Иннокентий Березкин, – сказал в ответ священник. – Значит, ты, имам, ждешь вопросов? А я жду объяснений. Что ты затеял? Если рассчитываешь получить за нас выкуп, думаю, твоим надеждам не дано оправдаться. Не те мы люди, за которых могут много заплатить. Даже дорога сюда не окупится.
– Я человек не жадный и похищение людей с целью наживы осуждаю, несмотря на то, что принадлежу к салафитам.
– А кто такие салафиты? – переспросил протоиерей Иннокентий.
– Последователи Мухаммеда аль-Ваххаба. Это что-нибудь тебе говорит?
– Говорит. То есть ваххабиты?
– Иногда нас называют и так, хотя мы сами предпочитаем называться салафитами. Судя по возрасту, ты помнишь, как коммунистов называли ленинцами. Точно так же салафитов зовут ваххабитами, в честь Мухаммеда аль-Ваххаба, да будет память о нем вечной. Но это не играет никакой роли. Ни для меня, ни для тебя, протоиерей.
– А что играет? Ты ненавидишь христианство? Православие?
– Столько вопросов сразу. На какой отвечать вначале?
– Как тебе угодно.
– Тогда начну с христианства вообще, и с православия в частности. Ты сам должен понимать мое отношение к христианству, поскольку я представляю исламское радикальное духовенство. Это политикам положено говорить о мирном сосуществовании различных религий. Но и ты, и я, мы оба отлично знаем, что такого мирного сосуществования не может быть в принципе. Глупцы те, кто пытается проповедовать экуменизм, объединяя религию и политику. За экуменизмом не может быть будущего. Среди мусульман есть такие священники, которые принимали участие в экуменистических оргиях. Они, может быть, и готовы к тому, чтобы смешать ислам с христианством; не знаю, я в их планы не вникал. Но основатель салафитизма Мухаммед аль-Ваххаб учил нас чистоте нашей веры. И я сторонник ее чистоты. Но тебя, как я понял, интересует другое, более приземленное. Что ж, буду говорить о приземленном. Мы живем в плохие времена. Люди теряют веру, а я хочу ее укрепить, сначала хотя бы среди своих односельчан, и поднять свой авторитет в их глазах. Для меня это важно. Я приказал привезти сюда вас, семерых православных священников...
– Нас шестеро, – поправил имама протоиерей.
– Седьмой в дороге, его скоро привезут. Я приказал привезти вас сюда, чтобы организовать, скажем грубо, не экуменистический молебен, а соревнование. Чтобы доказать силу ислама, я выставлю против вас себя и еще шестерых сильных и умных имамов. Вы начнете молиться за утверждение своей веры и собственное спасение, а мы – за утверждение силы ислама. Вас будет семеро, и нас будет семеро. Молитвы продлятся семь дней.
Имам и протоиерей долго смотрели друг другу в глаза и молчали.
– Ты надеешься на какое-то чудо? –
Этот православный священник оказался умнее, чем предполагал Гаджи-Магомед, и сразу сообразил, чем может и должен закончиться такой молебен. Вернее, что он закончится победой того, на чьей территории проводится. Отрицать этот факт показалось имаму стыдным, но и признавать свой умысел не хотелось. И он выбрал золотую серединку:
– На все есть промысел Божий. Без воли Божьей волоска с головы человека не упадет. Эта истина не подлежит сомнению ни в исламе, ни в христианстве. Так, кажется?
– Так. Только люди не всегда умеют правильно понимать Божью волю.
– Она всегда однозначна. Если Бог попускает, значит, он так хочет. И тебе нечего бояться, а мне незачем распинаться перед тобой и что-то утверждать. Ну как, согласны собраться на семидневный молебен?
– У нас есть право выбора?
– Нет. Отказ от молебна будет означать признание победы ислама. Может быть, я буду даже больше доволен таким исходом, не знаю. Но в этом случае ты должен будешь, от своего имени и от имени своих собратьев, выступить перед моими односельчанами и признать, что ислам сильнее христианства и ты отказываешься от молитвенного противостояния. Без этого ни ты, ни они домой не попадут. Если же признаешь, всех вас тут же отправят по домам.
– То есть мы должны отречься от православия...
– Примерно так, хотя сказано слишком прямолинейно.
– Без «примерно». Это точно так. Когда все должно начаться? – спросил протоиерей.
– На следующий день после того, как вам привезут седьмого священника.
– И когда это будет?
– Если сумеют, привезут завтра. Но скорее послезавтра. Значит, рассчитывайте на три дня. На четвертый – молебен. Если привезут раньше, значит, и молебен будет раньше. Так что, ты согласен?
– Я бы согласился, но мне нужно знать мнение всех моих собратьев, в том числе и того, кого привезут последним. Через час после беседы с ним я, скорее всего, дам ответ.
– Мне нужно знать раньше.
– Раньше никак не получится.
Протоирей Иннокентий был тверд и в словах, и во взгляде, и Гаджи-Магомед понял, что ничего не добьется, если будет настаивать.
– Хорошо. Я подожду. Я не только сильный, но еще и терпеливый.
– В чем же твоя сила? В том, чтобы с оружием захватывать безоружных людей?
– Это тоже проявление силы, потому что Аллах дает оружие в руки только сильным. Но я имел в виду другое. Когда-то я был борцом вольного стиля, мастером спорта международного класса. И борьба научила меня в жизни многому. В первую очередь умению многое перетерпеть ради победы.
– Вот как, – усмехнулся протоиерей. – Странная, однако, ситуация.
– Что же в ней странного?
– Я тоже был когда-то мастером спорта международного класса, и тоже по борьбе, только я занимался дзюдо. Я мог бы, конечно, предложить тебе и такое соревнование, но ты ведь не захочешь его. Тебе важно в другом утвердиться перед односельчанами.