Департамент налоговой полиции
Шрифт:
Поэтому о предстоящих радостях он промолчал, спросил о том, ради чего дожидался его Беркимбаев:
– Так и чем же вы хотели порадовать в восемнадцать часов?
Генерал пригладил волосы, замялся, подбирая слова, с которых можно было бы начинать доклад. Если нет четкого рапорта – дело серьезное, и Директор подбодрил:
– Давайте-давайте, все равно все наше и нам тащить этот воз.
– На сегодня точно установлено, что информатором «Южного креста» был вот этот наш сотрудник, – генерал написал на листочке
Директор столь удивленно вскинул брови, что Ермек пригладил уже не волосы, а лицо, словно снимая с него маску: да, именно он, генерал Беркимбаев, открыто выражал свою симпатию этой красивейшей женщине. Именно он пригласил ее на работу в департамент из налоговой инспекции и теперь вынужден докладывать, что она – информатор…
Но не зря, видимо, столько лет оба проработали в органах – справились с эмоциями, и Директор поднял голову: доказательства!
– Однажды еще в налоговой инспекции она оказала услугу одному из кооперативов, и те, конечно, отблагодарили ее. Дальше – больше, вплоть до приглашения в Америку. Там она познакомилась, а вернее, ее познакомили с господином Козельским. Все более чем банально. Расшифровка «черного списка» показала, что да, она есть в нем.
– Моржаретов знает?
– Пока только я, вы и сотрудник, который занимался данным вопросом.
– Предложения?
– Пока не трогать. Нам важнее выявить тех, кто ее вывел на Козельского. Основные – они, и это тоже есть факт. Во-вторых, через нее, может быть, удастся выйти на остальных, кто так или иначе поставляет информацию коммерческим структурам.
– Вы говорите так, будто их здесь целое гнездо.
– Гнездо не гнездо, но некоторые кандидатуры, на мой взгляд, пересмотреть необходимо. Мы сверили утечку: к шестидесяти процентам этот человек, – генерал указал на листок с фамилией, – доступа не имел и не мог иметь. Таких, как он, обычно используют в качестве ширм, как и в случае с Варахой: чтобы, храня основного, сдавать этих и тем самым как бы успокаивать нас. Так что можно попробовать включиться в игру. План представлю, как только проработаем весь рисунок.
Директор повертел листок, затем изорвал его на мелкие кусочки, задумчиво и грустно произнес:
– Да, вот и верь после этого людям.
Беркимбаев еще более озабоченно, чем начальник, покивал головой. Ему-то с таким опытом и стажем работы проколоться на женском обаянии! Впору писать рапорт об увольнении, если бы это помогло делу.
– Будем работать, – подвел итог Директор, принимая ношу и на свои плечи. – Езжайте отдыхать домой.
– А вы?
– Побуду немного.
Хотелось поделиться с генералом, что сегодня не просто обыкновенный день, а все-таки годовщина. Но раздумал. Мало ли у человека какие даты в жизни. И сколько их еще будет впереди! А даты нужно справлять в одиночестве, ибо
– Тогда еще один вопрос, если можно, – попросил Беркимбаев.
– Если есть вопрос, чего стесняетесь?
– Хотел спросить насчет Моржаретова. Мы вроде как друзья с ним, вместе пришли сюда. И вот мне присваивают генерала, а он пашет более моего, а…
– … все еще полковник? – улыбнулся Директор.
– Извините, но да. Если об этом, конечно, уместно спрашивать.
– Уместно. За друзей, Ермек, всегда волноваться уместно, так что стесняться нечего. А генералом он наверняка станет: указы ведь подписывает Президент.
– Спасибо. Разрешите идти?
Попрощавшись, Беркимбаев виновато вышел – всегда неудобно для подчиненных, когда начальник работает больше и дольше их.
А Директор, проводив его взглядом, с неожиданным удовлетворением откинулся на спинку кресла. Вот этого он как раз и пытается добиться в Департаменте – чтобы люди просили и волновались за других. Именно отсюда, от этой заботы и внимания и начнет формироваться коллектив. От таких людей, как Беркимбаев. Соломатин. Может быть, даже с Ивана Черевача, рапорт которого о приеме на службу лежит в папке кадровиков следом за рапортом Варахи. Вот так и получается: одни уходят, другие занимают их место. И нужно еще посмотреть, что труднее выбрать: уходить от сумасшедших заработков и роскоши в коммерции или приходить к постоянной ответственности здесь. Остается удивляться природе, что есть еще люди, которые не только не бросились на наживу и шалые деньги, а уходят от них.
Директор взял в руки кадровое заключение по Черевачу. Сверху стоит роспись Беркимбаева: проверен, согласен. Но на документах Людмилы, к сожалению, он писал то же самое. Поэтому пусть полежит, спешить некуда, время еще подумать и лишний раз проверить человека есть.
Отложил ручку, чтобы не соблазнять себя новыми резолюциями. Закрыл и отодвинул в самый дальний угол огромного стола все три папки. Прошелся по кабинету, благо было где размяться. Остановился у окна.
Впервые пожалел, что его окна выходят не на улицу, а во внутренний двор департамента. Что здесь увидишь? Лишь вдали мокрые после дождя крыши домов. Сколько же судеб вместила в себя Москва! И как перемешивает она их! Кто мог подумать, что когда-либо в здании всегда святой для страны «оборонки» поселится налоговая полиция? Что в этом кабинете герб Советского Союза прикроет двуглавый орел? И при чем здесь простые люди, которые лишь вертятся в жерновах истории, живя под этими крышами? Чем виноваты они?
Отвернувшись от окна, Директор вдруг решительно направился к столу, на ходу доставая ручку. Открыл папку с приказами. Найдя рапорт Черевача, размашисто, может быть, даже размашистее, чем всегда, поставил на нем свою подпись…