Шрифт:
Часть первая
Ведьмин танец
Серое марево зыбкой пеленой окутало пустую автостоянку. Белые разметочные линии на выщербленном асфальте выглядели потертыми, выцветшими, словно не обновлялись десятки лет. Ни одной машины, ни единой живой души, ни звука, ни движения. Только легкий ветерок несет вдоль бордюра обрывки белых пакетов, взметая их над засохшими газонами, словно клочья морской пены.
Кобылин медленно поднял взгляд, прищурился, пытаясь хоть что-то разобрать сквозь серую завесу, походившую на сизый туман. Там, впереди, у края парковки, из серости
Тронув шершавым языком обветренные губы, Кобылин сделал шаг к черному провалу в полупрозрачной стене. Казалось, на это ушел целый день. Двигаться было тяжело, нужно было преодолевать сопротивление серой хмари, а ноги отказывались повиноваться. Алексей чувствовал себя так, словно стоял на океанском дне и пытался протиснуться сквозь массу ледяной воды. Идти было тяжело. Но – необходимо.
Следующий шаг дался легче. Кобылин упрямо склонил голову, двинулся вперед, тараня невидимую стену, и начал продвигаться к черному провалу двери, ведущей в опустевший торговый центр.
Под ногами хрустело битое стекло, ветер швырял в лицо обрывки бумажной упаковки, но Кобылин упрямо продвигался вперед, зная, что если он остановится, то уже не тронется с места. Он даже умудрился поднять руку и выставить перед собой, закрывая лицо от серой хмари, на лету превращавшейся во вполне ощутимые хлопья жирной гари.
Когда до черного провала оставался десяток метров, Алексей ощутил, как ему в лицо ударил холодный поток воздуха. От неожиданности охотник отшатнулся и чуть не упал. Покачиваясь на пятках, он попытался сохранить хрупкое равновесие и чудом удержался на ногах.
Тяжело дыша, словно только пробежал марафонскую дистанцию, Кобылин замер. В тот же миг давление утихло, невидимый барьер исчез, и ветер, набиравший силу, вдруг сгинул без следа, осыпав замершего охотника сухими листьями и пылью.
Темная громада торгового центра нависала над Кобылиным безмолвной скалой. Безжизненная, серая, притихшая, угрожающе молчаливая. В абсолютной тишине Алексей стоял напротив черного провала, ведущего в недра мертвого здания. Серая хмарь сгущалась на глазах, превращаясь в липкие хлопья и нити, сыплющиеся из бездонных свинцовых туч.
Кобылин поднял руку, смахнул с лица липкую дрянь и внезапно понял, что это паутина. Серая липкая паутина, заполонившая всю огромную площадь, облепившая стены и асфальт, затянувшая стекла и плавающая в воздухе дымными клочьями.
Кобылин сглотнул, потянулся к поясу, но вспотевшая ладонь ухватила только широкий ремень. Пистолета не было. Не было ножа. И за спиной, в петлях для дробовика, была лишь пустота.
Темнота внутри здания всколыхнулась, вздохнула, как огромный зверь, и медленно тронулась к выходу. Чернильные потоки хлынули из распахнутых створок, растекаясь по асфальту черными лужами, в проеме дверей заворочалось что-то темное, холодное, неживое.
Стиснув зубы, Кобылин сжал кулаки и шагнул вперед, чувствуя,
И проснулся.
Кобылин лежал на спине. Обнаженный, на мокрых от пота простынях, он до боли сжимал кулаки. Сердце отчаянно билось в груди, а застывший неживой взгляд был устремлен в белоснежный потолок, рассеченный надвое солнечным лучом.
Очень долгий миг Алексей лежал неподвижно, напряженный, словно натянутая до предела струна. Потом он медленно выдохнул и расслабился. Пальцы, сведенные судорогой, разжались, грудь, исчерканная белыми нитками шрамов, дрогнула, возвращаясь к спокойному дыханию, а сердце перестало колотить в ребра.
Охотник набрал полную грудь холодного утреннего воздуха и медленно выдохнул, шипя как проткнутая шина. Потом еще раз. И только после поднялся, сел на кровати и покачал головой, разминая затекшую шею. Пора было вставать.
Маленькая съемная квартирка на последнем этаже скромной пятиэтажки за ночь не претерпела никаких изменений. Кровать, окно, старая стенка, сломавшийся еще в прошлом веке телевизор, протертый ковер на полу и точно такой же, но облезший, на стене… Все было по-прежнему. И все-таки что-то неуловимо изменилось. Словно кошмар все еще цеплялся за свою жертву, норовя переползти в реальный мир следом за проснувшимся охотником.
Кобылин вскочил с кровати, подпрыгнул пару раз, коснувшись пальцами потолка, покрутил головой, шумно выдохнул пару раз. Потом подошел к пустому письменному столу, вытащил из верхнего ящика карандаш и обернулся к стене. Там, у окна, висел большой бумажный календарь, один из тех, что дарят друг другу на Новый год мелкие фирмочки, экономящие на подарках клиентам. Кончиком карандаша охотник передвинул красную рамочку на новый день. Потом, помедлив секунду, обвел прошлое число кружком и отступил на шаг, любуясь получившейся картиной.
Итого, третий раз за две недели. Три черных кружочка означали дни, когда один и тот же кошмар заставлял Алексея просыпаться в собственном поту. Нет, он видел похожие сны раньше, и не раз. Вот только отмечать эти дни Кобылин начал недавно, пытаясь установить хоть какую-то закономерность. Почему этот сон? Почему именно сейчас?
Хмыкнув, Кобылин бросил карандаш на стол, развернулся спиной к исчерканному календарю и пошлепал в ванную, принимать душ и бриться. День обещал быть суетным. Сегодня охотник устраивался на работу.
Выйдя из метро, Кобылин сощурился на яркое августовское солнышко, огляделся по сторонам, высмотрел подземный переход и двинулся к нему уверенным и пружинистым шагом.
Указания Гриши были недвусмысленными – к десяти часам прибыть ко входу в зоопарк и ждать дальнейших указаний. С этим никаких проблем не предвиделось – вход в зоологический сад отгрохали такой, что захочешь, а не пропустишь.
Перейдя улицу, Кобылин прошел десяток шагов вдоль каменного заборчика и оказался у того самого входа в зоопарк. Он давно не бывал в этих краях и потому запрокинул голову, с искренним интересом осматривая новую достопримечательность.