Депутатский заказ
Шрифт:
Так вот, по мнению прокурорского экономиста-аналитика, Марджиани пришел к выводу, что нехорошие парни из «Дженерал моторс» хотят сыграть в эту грязную игру на славоярском поле. Достаточно было недопоставить к вроде бы «сдаваемой под ключ» поточной автоматизированной линии, о которой упоминал Гриценко, два узла, выпускаемых дочерней фирмочкой в пригороде Детройта – Флинте… И хоть в петлю лезь – все будет простаивать. Механизм провала поставок вовсе не требует КОКОМа, проще надо жить, господа! Либо проваливается ТЭО славоярцев – тут Гуров вспомнил, что убитый Марджиани стал, по словам Гриценко, требовать повторной независимой экспертизы «соглашения о намерениях» и технико-экономического
«Ах, как подобный стиль деловых отношений мне кого-то напоминает», – подумал Лев.
А отходной маневр? К кому русским лопухам сунуться, чтобы уникальное оборудование не простаивало, принося дополнительные миллионные убытки?
Так вот, весь разговор с другом в субботу – предсмертный, так сказать – вертелся по показаниям начальника отдела комплектации АЗЛК вокруг небольшой немецкой фирмочки из Рура – «Герш-Вестфаленхютте». Очень покойный ею интересовался… У кого теперь узнать почему? «Связи с основными поставщиками завода были его основной задачей», – вспомнил Гуров. Так что, хотел он контакта с этими немцами? Или, наоборот, боялся этого контакта?
«Любопытно, кстати, – подумал Гуров, – фигурант-то около дойчей трется вовсю. И майор говорил о каком-то скандале в консульстве с участием Виктории пресловутой. Чтобы скандалить в немецком консульстве, надо, чтобы тебя туда, как минимум, пригласили. Значит, приглашают… Честаховский опять же про немцев чего-то вякал…»
– Лев, гуляш готов, тебя ждем. – Радостный, прямо-таки наполненный предвкушением голос «друга и соратника» вернул Гурова на грешную землю.
Когда же это он, понимаешь ли, успел опять в своей келье уединиться? А там люди выпить и закусить приглашают… «Так что не фига, Лев Иванович, стоять тут в печальном одиночестве, упершись лбом в оконное стекло, все едино ничего в темноте за ним не разглядишь. Опять вон хлопья снежные полетели, да здоровенные какие!»
Гуров решительно распахнул дверь и присоединился к собравшейся на кухоньке компании из двух человек и донельзя довольной собаки.
Когда выпили по третьей, разговор за столом опять сместился на автомобильные темы. Гуровские сотрапезники воистину обрели друг в друге родственные души, и Льву казалось, что в случае крайней необходимости Андрей Петрович не только денег бы с Крячко не взял, а сам бы приплатил за возможность общаться с таким собеседником.
Конечно же, Лев первым делом оплатил старику за Крячко первую неделю «с пансионом» – денег еще оставалось даже непривычно много. Теперь Бутягин пребывал на том самом верху блаженства, а Пальма чувствовала себя еще счастливей. «А ведь скучать будет он, когда дело закончим и уедем, – с острой жалостью к одинокому вдовцу вдруг подумал Лев. – Тосковать. Видать, не совсем мы со Стасиком дрянные людишки, коли человек в нашем обществе так расцвел. Что ему наши бабки… Надо в гости пригласить старика, Маша возражать не будет, поймет. Только вот на кого он Пальму оставит? Да, жить надо все-таки так, чтоб было на кого оставить собаку. Хоть мы с Марией в этом отношении ничуть не лучше…»
– Так ведь карбюратор, он, понимаешь, Василич… – курским соловем заливался слегка захмелевший, раскрасневшийся и помолодевший Бутягин, – он, зараза вредная, богатую смесь дает. Захлебывается! А кольца поршневые…
– Тебе не карбюратор, тебе блок цилиндров до ума… – раздавался в ответ уверенный и спокойный голос Крячко.
– Карбюратор… А свечи лучшие в городе Энгельсе мастрячат. Это на Волге, но пониже, чем мы… Между Саратовом и Астраханью… А ихние заграничные супротив наших – дерьмо в коробочке! Но ты, Василич, с карбюратором не прав! В нем, в карбюраторе, вся сила, потому как он…
Не успел Лев подумать о том, что любые упоминания автомашин разных марок вот-вот вызовут у него нервную крапивницу, как раздался громкий лай выскочившей из-под стола Пальмы. Затем послышался тихий стук – видимо, повторный – в стекло кухонного окна.
– Кого еще нелегкая принесла в эту пору? – недовольно буркнул оборванный на полуслове Бутягин и пошел отпирать дверь.
Вернулся Андрей Петрович не один, за его спиной Гуров увидел знакомое ему со вчерашнего вечера молодое женское лицо.
– Ирина, вы? Одна, так поздно? Пешком?! Как вы нашли меня, великие небеса! Что-то случилось с Виктором? Да проходите, что вы на пороге-то встали?
Она не хотела плакать, сдерживалась изо всех сил. Но не сдержалась. Слезы стояли в уголках ее светлых глаз, опухших и покрасневших.
– Проходите, проходите, дамочка, – бормотал Бутягин, почти насильно стаскивая с Ирины модную австралийскую дубленку, – сейчас все в порядке будет, не переживайте! Василич, налей дамочке настойки, замерзла она! А вы не переживайте, Лев Иванович у нас – голова, он поможет…
– Нет, с Виктором пока все в порядке. – Женщина говорила с трудом, недоуменно озираясь в тесной бутягинской кухоньке, словно не могла понять, как и зачем оказалась здесь. – Просто… Я боюсь, – беспомощно улыбнувшись сквозь слезы, продолжила она. – А где вы остановились, я у Вовика спросила. Виктор не знает, что я здесь. Хотя ему все равно, – тихо закончила Ирина.
– Ира, если хотите мне что-то сказать, то здесь все свои. Это, – Гуров кивнул головой в сторону ничего не понимающего «друга и соратника», – мой товарищ и помощник. Выручать вашего мужа, – слово «выручать» прозвучало невольной издевкой, – в случае чего вдвоем с ним будем. А хозяин наш, Андрей Петрович, мудрый, опытный человек. Знает жизнь. И друг нам.
От этих слов Гурова лицо старого вдовца озарилось такой радостной гордостью, что стало ясно: скажи ему сейчас Лев, что в интересах дела надо прыгнуть со славоярского моста – прыгнет не задумываясь.
В Крячко взыграла шляхетская кровь, старопольский кодекс обращения с прекрасной панной и комплекс защитника. Были, были у Станислава Васильевича польско-литовские корешки, что-то он туманное на самой заре их с Гуровым знакомства загибал про боковую линию магнатов Вишневецких…
Стас ловким движением налил ей дедовой настойки, положил в невесть откуда взявшуюся чистую тарелку гуляша с вареной картошкой и соленый груздочек. Все это Крячко проделывал, бормоча что-то успокаивающее. Зеленая бутягинская чабрецовка в ловких руках Станислава выглядела, по крайней мере, шартрезом, а вареная картошка смотрелась не хуже консоме.
– Я вспомнила вчера, сразу, как вы уехали. – Ирина подняла глаза и посмотрела прямо на Гурова. – Виктор в прошлую субботу вечером говорил с кем-то, звонок был междугородний. Он меня из кабинета выставил еще. Вышел, как кипятком ошпаренный. Чужой не заметит ничего, но я-то с ним шестнадцать лет, от меня не скроешь. Захожу позже в кабинет, а трубка телефонная… – она передернула плечами, – в мелкие дребезги.
Гуров и Крячко многозначительно переглянулись.
– А на следующий день, ровно неделю назад, – продолжала женщина, – упырь этот в доме появился… И сегодня опять его принесло, сейчас они с Виктором в кабинете сидят. Я его боюсь, – совсем тихо закончила она, – давайте действительно… выпью немного.