Der Architekt. Без иллюзий
Шрифт:
Куда идут вырученные средства? Нет, не в бюджет. Всё туда же, на содержание орды дармоедов и бездельников, громко именуемых «политико-аграрным аппаратом», чьи представители отыщутся в любой заштатной деревне. Учат крестьян, как выращивать национал-социалистический картофель и убирать сено в соответствии с идеями партии.
Большевистские колхозы в сравнении с этим бедламом выглядят просто образцом патриархальности — иди и работай, никакой политики! Недаром оккупационные власти додумались сохранить в России стройную и вполне эффективную колхозную структуру:
Нравится? Тем временем скрытые фонды Дарре, по нашим подсчетам, составляют полмиллиарда. Почти как у Лея. И, безусловно, господин рейхсминистр прикупил средневековый королевский замок в Госларе, где расположил свою многочисленную канцелярию.
— Можете подобрать описанному мною подходящее определение? — бесстрастно спросил Гейдрих, одновременно убирая продемонстрированные документы в папки. — Кратко и ёмко?
— Не уверен, — я помедлил с ответом. — Это даже не коррупция. Нечто б ольшее. Спрут…
— Обойдемся без лирических сравнений, — обергруппенфюрер поморщился. — Помните, я упоминал о запредельных расходах на непродуктивные цели? Незачем далеко ходить, тот же Рихард Дарре блестяще справляется с этим несложным делом. Зачем нам в текущий момент сотни экспериментальных ферм по выращиванию шелковичных червей, соевых бобов и тутовых деревьев? Тогда как эти материальные и человеческие ресурсы следовало бы направить на традиционное сельское хозяйство? Парники, где пытаются вырастить гевею бразильскую?
— Что-о? — мне показалось, я ослышался.
— Да-да, каучуковое дерево. Оно и спасет Германию от острого дефицита каучука. В представлении Дарре и его шарлатанов от аграрного управления.
— Но почему вы…
— Почему молчу? — опередил меня Гейдрих. — Не бью тревогу? Не заваливаю рейхсканцелярию меморандумами, докладными и рапортами? Ответ прежний. Дарре из своих «закрытых» фондов финансирует наших романтиков. Субсидии доктору Альфреду Розенбергу на его исследования в области археологии, например. Часть уходит в руки СС. Кое-что рейхсмаршалу. Вы должны понимать. Это система, бороться с которой невозможно.
— Вы даже не пытались…
— Пытался. До прошлого года. Что было воспринято, в том числе и фюрером, как покушение на сакральные привилегии высшего руководства заниматься любым дорогостоящим идиотизмом. Поэтому мы разговариваем с вами не в Берлине, а в Праге.
Я остановился в самой отдаленной части Прагербурга, там, где Золотая улочка упиралась в круглую башню Дали-борка, построенную в XV веке жутковатую тюрьму королей Богемии и священноримских императоров.
Перед войной крохотные строения Золотой улочки были населены. До 1917 года в доме под номером 22 жил Франц Кафка. Теперь, из соображений безопасности, обитателей этого средневекового квартала переселили в другие районы Праги. Игрушечные домики чернеют провалами окон, поскрипывают на ветерке сорвавшиеся с креплений ставни. Далиборка прямо, правее готическая Черная башня, обширный двор и бывшая резиденция магнатов Лобковичей.
Никого. Даже неприметные
— Ваше превосходительство, господин Шпеер? — я дернулся от неожиданности. Чертыхнулся под нос. Из вечерней тени показалась фигура одной из неприметных личностей. Тот, что повыше и в тирольской шляпе. — Простите, не хотел напугать. Вас ожидают возле королевского дворца. Прикажете проводить?
— Ожидают? Кто?
— Господин обергруппенфюрер Гейдрих.
«Сейчас меня арестуют и посадят в Далиборку», — мелькнула дурацкая мысль.
— Идемте, — кивнул я, отгоняя возникшую в голове несуразицу.
Доверять Гейдриху всецело у меня нет ровным счетом никаких оснований. Очевидно, что правитель Богемии ведет некую свою игру, в которую пытается вовлечь меня, но холодная логика подсказывает: провокацией тут и не пахнет. Настоящиепровокации выглядят совершенно иначе, проводятся куда тоньше и деликатнее.
Да и зачем ему это? Смысл? Приказ Гиммлера? Не вижу оснований. Пока с СС не возникало никаких трений, рейхсфюрер не видит во мне сколь-нибудь серьезного политического конкурента, в отличие от партийных хозяйственников или ведомства Геринга.
Предположим, исполняющий обязанности протектора Богемии действительно был искренен. Предположим. Но в чем тогда истинная подоплека вчерашнего разговора? Указать на грозящую катастрофу? Это я и без наставлений Гейдриха предполагал. Он думает, что его собственное спасение всецело и полностью зависит от спасения Германии? Кажется, это уже ближе…
— Добрый вечер, доктор Шпеер, — поприветствовал меня обергруппенфюрер, стоявший возле своей открытой машины с номером «SS-3». Светло-серая, идеально подогнанная по фигуре форма. Фуражка в правой руке. В левой картонная папка. — Как провели день?
— Отвратительно, — не стал скрывать я.
— Понимаю, — Гейдрих невозмутимо кивнул. — Садитесь, едем домой, Лина телефонировала, сообщила, что к позднему обеду порадует нас кудлянками с грибами, сливками и взбитым яйцом. Должны же мы попотчевать гостя истинно богемской кухней? Уверяю, это очень вкусно.
— Не сомневаюсь. Благодарю. Герберт Вагниц захлопнул дверцу автомобиля, сел за руль. «Мерседес» спустился с холма и вырулил на тихую Королевскую улицу.
— Ваших рук дело, позвольте поинтересоваться? — обергруппенфюрер протянул мне папку с завязанными трогательным бантиком тесемками. — Вернее, вы участвовали в разработке?
На твердой обложке желтоватого картона с обязательным грифом секретности присутствовала бумажная наклейка с машинописным текстом:
«ВАЛЬКИРИЯ».