Деревенщина в Пекине
Шрифт:
— Только если взаимно. Я очень хорошо понимаю пределы твоих полномочий и размеры своих прав. Повторюсь, твой шанс уйти без потерь — это тупо меня убить.
Пару секунд молчим, продолжая расстреливать друг друга виртуально.
— Не самый умный поворот в беседе, — офицер перестраивает тактику на ходу.
— Конечно, — удивляюсь, — я же боюсь! О каком уме речь, когда страшно?! Ничего не скрывал, с самого начала сказал — моя безопасность в приоритете. Теперь смотри. Ко мне приходит очень непростой человек, с нарушением закона пытается вовлечь в то, к чему привлекать
— Я борюсь с преступниками. Мы боремся.
— … я этому человеку предсказуемо отказываю — потому что абсолютно случайно ориентируюсь в теме в силу учебного места. Знаю свои права, его полномочия, — ладно, можно и вслух. — Но власти и должности у человека никто не отбирал. Что, если он затеет мне мстить? Затаит злобу, попытается отыграться?
— Семнадцатилетнему пацану? — иронично поднятая бровь. — Не много ли ты о себе возомнил?
— А у меня гость очень серьёзный, — парирую. — У семнадцатилетнего, как ты говоришь, пацана. И беседа с очень серьёзными атрибутами, на которую ты не имеешь права по закону. Потому да, никаких вариантов исключать нельзя и месть — первое, что просится на язык.
Пара секунд тяжёлого молчания.
— Чтобы гарантированно себя обезопасить, сигнал в вашу внутреннюю безопасность я просто вынужден подать. Разумеется, с регистрацией в канцелярии, в письменном виде, копии — в прокуратуру и в Безопасность. Да, в последнем месте посмеются, но по статье процессуального кодекса не принять не имеют права.
— Говори дальше. — Если бы взгляды могли сжигать.
— Прокуратура — гарантия, что ваше ведомство не похоронит тему, защищая честь мундира. Любой нормальный человек, жалуясь в полицию на полицию, дублирует и в надзорный орган.
— Безопасность какую функцию выполняет в твоей интересной схеме?
— А они наверняка ваши конкуренты — общая кормовая база. Одни и те же люди являются фигурантами и в вашем ведомстве, и у них, соответственно, вы друг друга очень не любите. Особенно они вас, — ситуация списана из другой реальности, но по глазам вижу, что и здесь всё развивается стандартно.
— Я бы предложил, для твоего же блага, просто забудь этот разговор. Его не было.
— Явлюсь с адвокатом, — обещаю. — Чтоб наверняка. Имя твоё запомнил, номер удостоверения — тоже.
Гость собирается уходить, не прощаясь.
— СТОЯТЬ! — этого он не ждёт, потому застывает у двери. — Я НЕ ЗАКОНЧИЛ.
—? — подполковник разворачивается с бесстрастным лицом.
— Был я на той яхте и насмотрелся. Не скажу, что хлебнул — внешне всё благопристойно — но тебя там не было, а я был. И мне там очень не понравилось. Впечатления так себе, я не в восторге.
Визитёр делает медленный шаг обратно.
— Я абсолютно искренне попросил работодателя туда меня больше не посылать — да, там большие честные деньги, я не обманываю и не краду, плачу нашему государству налоги — но ощущение, как в говне искупался. Впечатление послевкусия, так сказать.
— Ух ты. — Офицер усаживается обратно на стул. — Да ну.
— Мне физиологически противно от тамошних сальных взглядов, трясущихся потных рук. Если бы ты пришёл говорить по-хорошему, без вступительных
— Перегибаешь. Ты не на том уровне, чтоб делать подобные заявления.
Спохватился.
— Моя оценка: что они плохие люди, что ты. Будучи слугой закона, ты умудрился построить разговор так, что я не увидел между вами разницы. Я всё сказал, теперь можешь идти.
— И к чему это было? Пацан, ты меня воспитывать решил?
— Взрослый мужик, до седин дожил, ума не нажил, — констатирую. — Ну давай подведём итог твоего яркого сольного выступления. Ты явился к человеку, который был твоим потенциальным союзником — потому что видел интересное тебе и оно ему не понравилось. Очень не понравилось, настолько, что даже от законных денег отказался. Но ты за считанную минуту ухитрился всё расставить на свои места — настроить меня против себя так же жёстко, как и против тех козлов. Браво! Это уметь надо.
Хлопаю три раза в ладоши.
— А вот формат, на который я бы готов был согласиться. — Поднимаюсь из кресла, передвигаю к его стулу столик с отрывным блокнотом и карандашом. — Я отлично понимаю, что знакомство в твоём лице для такого как я — плюс. Я категорически не исключаю, что ещё пересекусь с той ситуацией. Ну мало ли, показы могут быть разными…
— Что предлагаешь? — сдержанный осторожный интерес в глазах собеседника льётся бальзамом на мою перенапрягшуюся душу.
— Если один офицер напишет свой оперативный телефон (другого не надо), я не исключаю… — подчеркнуть выражением лица. — … быть может всякое. Иметь возможность позвонить тебе напрямую, просто посоветоваться — уже бонус для простого деревенского пацана, выбравшегося из северной глуши в столицу.
Фэн Чжиюнь пишет длиннющий, как и остальные в этой стране, телефонный номер, кладёт карандаш сверху блокнота и, не говоря ни слова, через пять секунд закрывает за собой двери с той стороны.
Вопросов, кто из нас кого зацепил и насколько, он вслух не задаёт.
Не успевает он уйти, а я — вернуться в кресло, как в дверь стучат.
Изрядно озадачившись, на пороге обнаруживаю Чэнь Айлинь, своего ресторанного администратора. Она в совсем не плотном шёлковом халате, который к тому же распахнут по-домашнему — зрелище достаточно откровенное для семнадцатилетнего организма.
— Помощь нужна? — админ буквально вносит меня в комнату, провожает тягучим взглядом удаляющегося по коридору и поворачивает ключ в замке два раза.
Интересная ситуация.
— На твой откровенный вопрос у меня есть честный, но очень рискованный ответ, — говорю, что думаю, незаметно (надеюсь) косясь в декольте. — С гендерной окраской.
— Не тупи! — возмущается соседка по общежитию. — Лян Вэй, тебе нужна помощь?!
— Помощь?
— Ты не в курсе? — она смеривает меня оценивающим взглядом, решительно проходит вглубь комнаты и стучит в угловую стенку. — Здесь звукоизолирующую штукатурку когда клали, вроде, раствора не хватило. Покупать ещё рабочие не стали — закрасили, как есть.