Дерево на крыше (сборник)
Шрифт:
Мать тихо позавидовала Марусе. Ее муж, Марусин папа, был, как говорится, ни Богу свечка, ни черту кочерга. Для него главное, чтобы его не трогали. А Ковалев – и свечка, и кочерга. Да чего там, сам – и Бог, и черт. Мать всегда мечтала о таком. А Маруся получила. Мечта сбылась в следующем поколении.
Стрелка судьбы неуклонно шла в сторону Ковалева. Не о такой Маруся мечтала любви. Но в конце концов, если придет ТАКАЯ, можно все переиграть. Какие ее годы, вся жизнь впереди…
Маруся переехала в квартиру возле лесопарка с мебелью Луи Каторз.
Первая близость
«Ужас, – подумала Маруся. – Зачем мне это?»
На другой день она поехала к Писателю и сидела, подавленная. Писатель отмалчивался. Он мог бы сказать: «Зачем он тебе? Переезжай ко мне». Но это не входило в его планы. Писателю нравилось так, как есть. Он имеет Марусю и свободен от ответственности за нее.
Ночи с Ковалевым проходили в больших неудобствах. Он постоянно будил ее, пытаясь утолить свою любовную жажду. Маруся просыпалась каждый час, как на вахте. Он все не мог утолить, и это продолжалось, продолжалось… Марусе казалось, что это никогда не закончится…
– Отстань! – сказала Маруся. – Надоело.
– Как надоело? – не понял Ковалев.
– Так. Надоело, и все. Давай спать.
Ковалев послушался, и они заснули. Во сне она положила голову ему на грудь. Он обнял ее, и они за–снули, как два зверя в одной норке.
Среди ночи Ковалев тихо застонал.
– Что с тобой? – встревожилась Маруся.
– Люблю, – тихо отозвался Ковалев.
– И я, – произнесла Маруся, неожиданно для себя.
Это было правдой. Маруся нашла СВОЕ тепло. Это было чувство, не похожее на первую страсть, как в школьные годы, и не похожее на греховное соитие с Писателем. Это было СВОЕ тепло. Они принадлежали друг другу, как две косточки внутри одного яблока. Яблоко принадлежит ветке, ветка – стволу. Так и они принадлежали всему человечеству. Но в темноте ночи – только друг другу. Их яблоко было целым и спелым.
Маруся нашла его губы, он с готовностью отозвался на поцелуй. Ткнулся, как клюнул.
– Не так… – сказала Маруся.
И повела его за собой по тропинкам любви. Она и сама не очень хорошо знала эти тропинки и закоулки, но ее вела интуиция женщины.
– Откуда ты все знаешь? – поразился Ковалев.
– Не знаю, – отозвалась Маруся. – А ты почему ничего не знаешь?
– Не знаю…
Как-то не обязательно было знать. Те отношения, которые связывали его с женой, действительно походили на дружбу. А в дружбе секс не обязателен.
Они вместе осваивали эту страну любви. И уснули в конце концов, переплетясь ногами, прижавшись усть–ями своих тел, как лицами. И казалось, не было такой силы, которая могла бы их растащить.
Каждое утро Ковалев уезжал на работу. Маруся оставалась дома, занималась хозяйством.
Детей она не хотела, потому что беременность и корм–ление выведут ее из формы на целый год и даже больше. А вдруг в это время выскочит удачная роль… Маруся не хотела рисковать.
Ковалев купил ей собаку – овчарку, чтобы охраняла. Он не мог оставить Марусю одну, без защиты.
Иногда приходил Писатель. Маруся кормила его обедом и отправляла выгуливать собаку. Иногда он сталкивался в подъезде с Ковалевым. Они здоровались и шли в разные стороны: Ковалев домой, а Писатель с собакой – в лесопарк. Писателя устраивала такая расстановка сил. Он не собирался жениться, и хорошо, что Маруся была пристроена. И вместе с тем что-то его раздражало, он не мог понять, что именно. Статус любовника, не тайного, а явного. И получалось, что они – Ковалев и Маруся – оба его употребляют. Маруся заезжала к Писателю довольно редко, на пару часов, и по дороге. Она уже не готовила, не прибирала, а так… Приедет, развлечется, и домой. Как мужик. Иногда звонила мужу на работу из постели.
– Как ты? Все в порядке?
Писателю хотелось взять трубку и добавить: «И у нас тоже в порядке».
– Странные вы люди, – говорил он Марусе.
– Нет, – отвечала она. – Мы не странные. Просто мы не врем друг другу.
– Уж лучше врать…
– Зачем? – удивлялась Маруся. – Я его люблю.
– А тогда зачем ты со мной?
Маруся задумалась: и в самом деле – зачем? Они расстались. Трудно понять: кто кого бросил. И зачем они были вместе. Хотя, если подумать, понять можно. Маруся – молодая, красивая и одухотворенная, как мадонна без младенца. А Писатель – бедный, больной и талантливый. И непостижимый. Какая-то холера его ломала. Он всегда был не–счастлив. Он так жил, через боль. И хотелось отдать себя – такому вот, неустроенному. Хотелось жертвовать собой, находить в самопожертвовании высшее предназначение.
Ковалев – другое дело. Ковалев – крепость. Можно лечь и спокойно заснуть и ничего не бояться. А собака будет сидеть у порога и сторожить.
В кино дела шли туго. Приглашали, делали пробы, а потом не отзванивали. Почему? По тем ролям, которые она сыграла, невозможно было определить: хорошая это актриса, или плохая, или посередине. На троечку. Возможно, попади она в хорошие руки, из нее можно было бы сделать символ времени. Все зависит от случая.
Маруся начала формировать случай. Случай – это хороший режиссер. Значит, нужны контакты, близкое общение. Гости, водка и еда. Кормить, поить, дружить домами. Но кто поедет в район лесопарка? Значит, надо приобрести квартиру в центре.
Ковалеву пришлось войти в квартирные волны: обменное бюро, взятки, маклеры, кооперативы и, конечно же, деньги, деньги и еще раз деньги.
Советская медицина была бесплатной, пришлось заняться частной практикой. После работы ездил по вызовам. Рабочий день кончался не в четыре, как раньше, а в восемь и в десять. Ковалев входил в дом, ватный от усталости, а в доме – киношный народ. Приходилось сидеть с гостями, хотя единственное, чего хотелось, – это свалиться и заснуть.
Случай не заставил себя долго ждать. К их дому прибился знаменитый режиссер, страдающий язвой желудка. Он предложил Марусе роль – небольшую, но очень колоритную: городская сумасшедшая.