Дерево на улице

Филановский Григорий

– В ней одной, думаешь, дело? Пойми: этак можно начисто потерять вкус к жизни. Не дается журавль в небе, а синицы в руках не радуют. И становишься таким парниковым Лауном, который маленькими синицами обеспечен и очень доволен. Правда что, в избытке у него этих синичек... Явится он завтра на Каменную? Дудки! Пообещай ему хоть седьмое небо - вцепится в свои книги и помрет на них... Конец, Лидия. Все. Иди домой.

– А "звездный" камень есть на свете?
– Она стояла поникшая, словно перед нею навсегда захлопнулась какая-то дверь в жизни.

– "Звездный" камень?
–

раздельно произнес Мит и раскинул руки. Пропадет. Сгорит вместе с деревом...

– С каким деревом?

– Обыкновенным. Большим, старым. Растет себе дерево на улице. Триста лет. Никто, понятно, его не трогает, теперь особенно. А в нем уже четверть века тот самый камень. Это мне дед передал. Сегодня днем я удостоверился: порядок. Но камень дьявольский уже оттуда не вытянешь - как врос. Не беда: придется все спалить.

– Как?

– Очень просто. Ликвидировать. А то еще какой-нибудь болван обнаружит ненароком. Возьмут задаром - мне только такой обиды ко всему недостает...

– Ты не имеешь права так делать - жечь! Понял?

– Почему это? Камень, считай, теперь - мой, а дерево - ничье.

– И камень не твой, и дерево - мое, понял? Не дам тебе их, понял?
– Она сжала кулачки и с яростью смотрела на Мита. Он отвернулся, пошел, но она выросла перед ним:

– Я не отпущу тебя, понял?!

Он ускорил шаг, но она не отставала. Он схватил ее за руки:

– Чего ты от меня хочешь, малая?

Она не вырывалась, но твердила:

– Бей, калечь и меня. Тебе, наверное, ничего не стоит...

Он отпустил Лиду, неторопливо зашагал по улице, она рядом.

Лида смутно чувствовала, что он так или иначе пройдет мимо того дерева, мимо камня, "звездного" камня, и старалась запомнить маршрут, и не могла не запомнить в эту ночь. И он понимал, что не следует шагать туда, но какой-то бес толкал его пройти опять неподалеку от дерева и постараться не выдать себя...

Становилось сумрачнее и прохладнее; словно урывками налетал откуда-то холодный ветер. Огни сделали ночной город волшебно-цветным. Улицы отчетливы, но, кажется, немудрено заблудиться во времени, выйти невзначай в послезавтра или в детский час. Расходятся люди в сон, тают парочки, сникают желтые окна, и только машины никак не могут угомониться, по инерции мчатся, тоже - в сон.

Тише, тише. Каждый выкрик стреляет; что-то выбалтывает фонтан; пересвистываются поезда. Еще тише. Поневоле заглушаешь шаги. Можно совсем остановиться, и город все равно будет идти навстречу. Ненужно раскинулись витрины. Горбунья колдует в аптеке. Доживают ночь вчерашние газеты. Из окна в окно продета музыка - кому она?..

У какого-то дома Лидия круто остановилась, стала вслух читать начертанное на мемориальной доске. Мит проворчал:

– Что с того? Никто спасиба не сказал...

Свернул на новые кварталы, нарочито - подальше от дерева. На чуть влажном асфальте томятся опавшие лепестки, и явственно слышен цветочный запах. Тьма загустела в недостроенных коробках домов. На пустырях лаяли псы. У подъездов пустые скорлупки детских колясок. В редких окошках неяркий свет - зеленый, багряный. Повернули обратно. Другим маршрутом.

– Здесь не пройдем, слышишь, Мит, запретная зона.

Молча свернул. Постовые внешне безразлично

провожают глазами. Запутанные улочки старого города. Лида сделала несколько шагов в какие-то ворота:

– Идем. Ты что, боишься?

Мит нехотя последовал за ней:

– Живешь тут?

– Не я, тетя. Сейчас бы постучаться: "Тетя, пусти, я проголодалась, "замерзла и - не одна".

– Ну и что?

– Ничего. Тетя всегда считала меня не совсем нормальной.

Повела проходными дворами к обрыву, с которого видны смутные крыши, а под ними еще и фонари - лестницей, и полоска речки. Снова бульвар, шелест листьев, разлет редких машин. Загляделась девушка в афиши, ой!
– он исчез! Как сквозь землю...

– Мит!
– пробежала.
– Ты куда?.. Мит! Иди, что скажу...

Его не было, как не бывало. Добрела до скамейки, зябко сжалась, сквозь сонные слезки ехали дома. Очнулась - голова у него на плече.

– Пошутил я.
– Он впервые за их знакомство просто улыбался.
– А ты считала, и взаправду удрал - поджигатель? Это успеется.

Он приподнялся, поцеловал ее и еще раз; навзничь лег на скамью, спрятав голову Лиде на колени. Расплываются звезды, их слишком много, и чудится, все прибывает и прибывает, небо делается тесным, серебряным, тяжелым...

Нахально, деловито, удивительно щебетали птицы, напропалую гоняя по желто-розовой напирающей заре. Как из другого, завтрашнего мира, выплыл поливальщик: затанцевали миллионы радужных горошин... Люди выбегали на улицы, будто каждый будил десяток других. Мит и Лида еще спросонок держались за руки, пока это не стало невозможно. Еле дождались открытия кафе. Потом грызли карамель в скверике на Каменной площади.

– Лид, понимаешь, я проиграл. Может, если б не ты, мне б казалось, что все проиграл. Да я и так уже почти ни на что не надеюсь в жизни... Дождик будет... Гляди, Лидушка, правда, - сильное дерево?..

Ощутила, что - оно и что открыл ей.

– Чудесное. Ему триста лет. Оно помнит, как этот сквер был темным лесом, - начала сочинять, почти как Лаун.
– И там, где оно чуть не прислонилось к решетке сквера, пролегала звериная тропа. Потом у этого дерева распинали неверных... А оно все росло, и корни выпирали из земли, и ствол мужал, а ветви даже зимой не казались ни тонкими, как руки подростков, ни старчески немощными. А ныне оно охраняет тайны птичьих гнезд. И...

– Слышь: оно твое, пусть будет твоим. А камень действительно врос, что ли. Дед упоминал: незаметное дупло. Я нащупал, вытянул ложный сучок, но камень как приварен!.. Хотя - мне ж это ни к чему...

Ветер вовсю шумел листвой, небо темнело на глазах, в сквере было еще сухо, но кругом на улицах разворачивалось пестрое кружение прохожих и что-то шлепалось и мельтешилось в кронах деревьев.

Перед Лидой и Митом возник в строгом костюме...

– Лаун! Вот не рассчитывал, что придете... Сюда...

– А я поверил, на все сто. Идемте со мной, Мит. Туб и в самом деле оперативен...

Они вышли из сквера, как в мираж - к новенькой, омытой новизной стальной красавице, крепкой, ладной, послушной. Той, что, как водится, немного не такая, как в мечте, потому что выпорхнула из будущего, чтобы можно было коснуться в настоящем...