Держава том 1
Шрифт:
Дождь разошёлся не на шутку.
– Это к добру! – кричала вслед старая нянька, прощально взмахивая рукой, а другой, стирая с морщинистого лица слёзы и капли дождя.
Ехали медленно, разбрызгивая колёсами грязь. Хмурые, серые тучи висели низко над землёй.
Рубановка встретила их унылыми от дождя домами, почерневшими мокрыми плетнями и выглядывающим из-под плаща старостой, стоявшим возле своего дома, на краю грязной дороги. Двумя руками он вцепился в плащ и, прощаясь, по-лошадиному тряс головой, развеселив этим Глеба до
Аким же наблюдал за одиноким прохожим, пересекавшим дорогу. Поскользнувшись, и не успев зацепиться рукой за плетень, тот грохнулся в жидкую грязь колеи.
«Спасибо, Глеб не увидел, – подумал Аким, – а то ржал бы до самого Петербурга».
Вскоре проехали Рубановку, протарахтели по расшатанному мостику, отделяющему рубановские наделы от чернавских, и покатили дальше, провожаемые каплями дождя и криками галок на пашне.
Было печально и пусто.
Люди попрятались от непогоды в тёплые дома. Лишь изредка попадались лошади, со спутанными передними ногами, да грязные телята, привязанные длинной верёвкой к колышку и щипавшие травку на зеленях.
Подъезжая к уездному городу, на пересечении дорог у полосатого верстового столба, чуть не столкнулись со встречной двуместной коляской, из которой выпорхнула молодая особа, долго обнимавшая и целовавшая Ирину Аркадьевну.
Всю дальнейшую дорогу до самой станции, подняв вуальку, барыня прикладывала батистовый платочек к влажным глазам.
Станция была небольшая и мокрая.
На запасном пути, у насыпи с бревном, выполняющим роль шлагбаума, стоял разбитый товарный вагон. Дождь кончился и словно по команде из вагона вылетели куры во главе с цветастым петухом, и стали что-то выискивать рядом с рельсами. Иногда петух, обнаружив, на его взгляд, прекрасное стёклышко или сочного красного червяка, громко кудахтал, созывая клушек, и плотоядно склёвывал находку на их глазах, когда те слишком близко подбегали. Разочарованные клуши тоскливо расходились в разные стороны, ругая
на курином языке своего повелителя, но через некоторое время, растопырив для скорости крылья, вновь мчались на его зов, чтобы с тоской понаблюдать, как их господин проглотит очередную вкуснятину.
Глеб с интересом наблюдал за куриной жизнью, восторженно улыбаясь, когда петух, разозлившись на одну из своих жён, набрасывался на неё, хватал за гребень и давал ей взбучку.
– Вот так командира не слушаться! – обращался он к мадемуазель Камилле, на что та краснела, стыдливо отводя глаза в сторону.
Акима пернатые не интересовали. Он наблюдал за жандармом в тугом синем мундире, а тот, в свою очередь, заинтересованно следил за их гувернанткой. И когда мадемуазель Камилла отворачивалась от петуха в сторону жандарма, он молодцевато выпячивал грудь, важно хлопал по кобуре и мечтал, чтобы кто-нибудь нарушил порядок.
Но к его сожалению, кроме петуха, все соблюдали приличия и законность.
Ирина Аркадьевна,
Удобно подрёмывая на огромном бауле, он встряхивался, когда гремя шпорами и заложив руки за спину, рядом шествовал жандарм.
« Ишь, растопался, сукин кот, – делая вид, что дремлет, следил за ним старичок, – чичас только отвернись, враз чего-нибудь слямзит, сельдь околотошная».
Где-то вдали раздался приглушённый гудок паровоза и в ту же минуту ребята увидели, как из здания вокзала показалась их матушка во главе своей свиты.
Жандарм на всякий случай вытянулся и отдал ей честь.
Свита кинулась к вещам, уронив с баула старичка-лакея, но Глеб этого не видел.
«Не везёт сегодня парню», – пожалел его брат, наблюдая, как старичок-лакей, подпрыгивая от азарта, чего-то обьясняет улыбающемуся толстозадому швейцару.
Ещё раз прогудев, из-за поворота появился паровоз, таща за собой хвост разноцветных вагонов.
Свита, распределив кому что тащить, толпилась вдоль платформы. Ехать им предстояло во втором классе.
Барыня с детьми и гувернанткой разместились в вагоне первого класса.
Швейцар, принёсший в купе корзинки и пакеты с пирожками, жареными курами и прочей снедью, объяснял гувернантке, что надо есть в первую очередь, а что может и полежать.
Братья, сидя у окна по обеим сторонам столика, наблюдали, как поддерживая друг друга, на платформе появились затрапезно одетый сторож в видавшей виды кепке, и начальник вокзала в фуражке и железнодорожной форме.
Расцепившись и лязгнув зубами, они разошлись в разные стороны.
Сторож, вытянув руки вперёд и пошатываясь, пошёл ловить колокол, а его начальник начал шарить по карманам нащупывая свисток.
Жандарм неодобрительно хмурился на друзей, а потом отвернулся в сторону города.
Больше из этого Богом забытого городишки никто не уезжал. Платформа была пуста.
Наконец сторож добрался до колокола, и чуть не сорвав его, дёрнул за верёвочку с грузом.
Раздавшийся звук его явно не удовлетворил. Почертыхавшись, он снял кепку, и снова дёрнул за верёвку. На этот раз колокол блямкнул громче.
Начальник, наконец, нашёл свой свисток, и они вместе сним стали искать рот, попадая всё больше в нос или щёки.
Сторож, в сердцах бросив кепчонку на брусчатку платформы, яростно топтал её, справедливо полагая, что во всём виноват головной убор. После проделанных физических упражнений он взбодрился, крепкой уже рукой взялся за верёвку и платформу потряс громкий удар колокола. Блаженная улыбка осветила его помятое лицо.
В это время свисток нашёл рот, и начальник вокзала задребезжал губами, разбрызгивая слюну. Сосредоточившись, он произвёл вторую попытку, издав такой разбойный свист, что жандарм вздрогнул и схватился за кобуру.