Держиморда
Шрифт:
— Андрея Никифоровича ищу, унтера твоего. Здорово. — я дружески хлопнул солдата по плечу.
— Ну пойдём, отведу. — молодой, ловко лавируя между сотнями себе подобных существ, быстро двинулся в сторону одного из зданий тёмно-красного кирпича, высотой в два с половиной этажа. Мы поднялись на второй этаж и нырнули в помещение, где, в отличие от зала напротив, сплошь заставленного деревянными нарами, сбитыми в три яруса, на которых сидело, спало, смеялось и курило, наверное, три сотни людей, было заставлено двумя десятками, вполне приличных, металлических кроватей.
Парень подошёл
— Здорово честной компании. — я снял папаху и, кивком головы, поприветствовал десяток усатых мужиков с унтерскими погонами, что приговаривали к высшей мере мутную жижу из чудовищного вида и размера бутылки, которая здесь называлась «четвертью», закусывая это безобразие варёной картошкой, квашеной капустой и солёными огурцами.
— Привет, Андрей Никифорович. — отдельно кивнул я знакомому унтеру:
— Переговорить с тобой хотел.
— Это кто? — красная рожа на очень толстой шее впилась в меня стеклянными глазами.
— Это, кум, мексиканец, помнишь, я тебе о нём говорил. — знакомый унтер, не торопясь, потянулся за тонким ломтиком сала, лежащим на куске газеты.
— Офицер, что ли? — красная рожа пыталась сфокусировать на мне взгляд.
— Революционный офицер. — я придвинул к себе свободный табурет с яркой надписью суриком «6 рот» и сел к столу.
— А чё, бывают такие? — изумился чернявый, похожий на цыгана, обладатель жёлтых лычек.
— Вот шесть лет повоюете с контрреволюцией, тогда и у вас появятся революционные офицеры, потому как последний болван поймёт, что в каждом деле важны специалисты. — я требовательно посмотрел в упор на моего знакомца, после чего он набулькал мне белёсого пойла на два пальца в металлическую кружку с той же надписью «6 ?».
Технический, пахнущий резиной спирт, по сравнению с выпитой мной гадостью был просто нектаром. Слёзы выступили из глаз, на дно желудка упал раскалённый свинец, но я собрался и невозмутимо занюхал спиртосодержащую жидкость рукавом.
— Благодарствую, примите от меня вашему столу — покопавшись в вещевом мешке, я выставил на стол очередную банку сосисок.
— О, заграничная еда. — народ оживлённо переговариваясь, рассматривал радостного мужика на этикетке жестяной банки.
— Андрей Никифорович… мне бы поговорить.
— Да подожди, мексиканец…- тип без шеи ловко взрезал крышку банки и ухватил двумя пальцами одну сосиску из бульона: — Что, вы за шесть лет с контрой справится не смогли?
— С контрой мы за год справились. А потом вожди революции рассорились между собой и начали власть делить. И уже шесть лет делят. Крестьянскую армию разбили почти полностью, два миллиона народу положили, и теперь власть, постепенно, обратно буржуи забирают взад. Ну я понял, что там ловить нечего, и решил в Россию вернуться.
— Что там с землёйто у вас, в Мексике? — эта тема интересовала всех собравшихся, все уставились на меня.
— Сначала крестьяне вверх брали, и землю всю между собой поделили. А теперь землю опять взад отбирают, в государственную собственность. И государство в любой момент может тебя с твоей земли согнать…
— А я, что говорил! — толстошеий со всей дури ударил огромным кулаком по столешнице, так что посуда подпрыгнула и жалобно зазвенела: — Обманут буржуи и землю взад заберут. Не, мужики, надо домой ехать, на землю садиться.
— Вот у нас также рассуждали. — я постучал по кружке пальцем и мне налили опять: — Только ты, мил друг, я уверен, на фронте не был, так?
— Я полгода в армии, три месяца в учебной команде, кое-чему научился! — погрозил мне пальцем здоровяк.
— Это тебе так кажется. Ты, если сейчас сбежишь, и даже с винтовкой, хапнешь себе клин земли, пару лет спокойно попашешь, да с бабой своей или соседской, на печи поваляешься. А потом к вам придут каратели, которые лет пять воюют, и таких, как ты, дезертиров, что винтовку спёр из армии, но военному делу не обучен и в бою не был, люто ненавидят. Ты даже себе представить не можешь, что с таким, как ты они сделают. И лучше не представляй, а то ночью спать не сможешь.
— И что тогда делать? — влез в разговор чернявый.
— Войну заканчивать победой, чтобы двадцать лет, немцам, каждый год по пятьдесят рублей не платить. Потом власть устанавливать народную, крестьянскую и уже тогда домой идти.
— Ты прям как наши офицеры рассуждаешь! — ехидно поддел меня Андрей Никифорович: — Сначала победим ребята, а потом ужо всё будет.
— В чём я неправду сказал? Если немцам мы войну проиграем, это коснётся всех и каждого. Все будем им из своего кармана контрибуцию платить. — я одним духом заглотил содержимое своей кружки, зажевал всем, понемногу и встал из-за стола: — Ладно, мужики, это пьяный разговор. Захотите человека послушать, который всё это революционное безобразие уже пережил, найдёте меня. Пойдём, Никифорович, поговорим.
С Андреем Никифоровичем вышел и чернявый унтер.
— Это кум мой, Тарас. — ткнул в него пальцем Андрей: — Он тебе, если договоритесь, поможет с оружием.
— Винтовки нужны, желательно весом полегче, числом не менее, чем пятьдесят и пару пулемётов. Ну и патроны к ним. Если есть гранаты, возьму и их.
— Ты никак войну в городе собрался учинять? — нехорошо оскалился из-под чёрных усов смуглый унтер Тарас: — Наверное, офицерик, ты не по адресу пришёл. Иди-ка ты…
— У меня под опекой артель солдат — инвалидов войны, без рук, ног, головы, пораненные все. Побираются, христарадничают, в какой-то яме живут. Я их хочу к делу приставить. Охраной заняться, чтобы купцы за караульную службу у их домов деньги людям платили и пропитание давали. Для того и винтовки полегче прошу. Или пистолеты.
Унтера растерянно переглянулись. Такого поворота они явно не ожидали.
— Побожись. — буркнул чернявый.
— Святой истинный крест. — я перекрестился: — Богом клянусь, что хочу инвалидов войны к делу приставить и порядок в районе навести.
— Дело, конечно, доброе, но ты понимаешь…
— Я всё понимаю и готов платить.
— Ладно, давай завтра приходи, с утра. Я сегодня со складской сволочью нашей поговорю и тебе завтра всё обскажу. Ничего не обещаю, но что-нибудь постараюсь найти.