Держиморда
Шрифт:
— Ваш номер, это ваше новое имя или, если хотите, позывной, на ближайшее время. Кроме службы, в ваши обязанности будет входить обучение приставленных к вам людей тонкостям вашей профессии.
Я задумался.
— Ну, вроде бы все. У кого есть вопросы?
Вопросов почему-то не было.
— Ну тогда все вопросы в рабочем порядке. Сейчас я подойду к каждому из вас, и вы все ответите на вопросы, затем проследуете в здание, где будете накормлены и получите возможность помыться. Вечером начнется служба, а в пять часов пополудни — предварительная тренировка. После чего те из вас, кто сейчас заявит мне о том, что служить под моим началом в народной милиции не собирается,
Не вышел ни один. Ну а я бы, на их месте, тоже не вышел.
После обеда начались тренировки личного состава. В строй были поставлены все способные держать оружие. Напротив, дома сто шесть по набережной Мойки, был выставлен наблюдатель с красным флажком. На пригнанные из конюшни телеги, грузили пулеметы и прочее имущество. Во дворе двадцать пять человек учились под зычные команды вахмистра: «Делай раз, делай два». Время летело стремительно, казалось, что ничего не готово, но в пять часов пополудни мы, короткой колонной, выдвинулись на набережную. Гимназисты ушли за полчаса до основной группы, неся наполненные подарками корзинки. Впереди, неторопливо, двигались три телеги, груженные припасами и пулеметами. За ними лихо шагал отряд, человек в пятьдесят, причем бойцы с японскими винтовками были одеты в полную полевую форму имперского пехотинца, вторая половина отряда была облачена в штатское тряпье. На квартире остался один дежурный, которому дали команду запереться и никого не пускать, кроме меня и моих заместителей.
Напротив нашей цели, на противоположном берегу Мойки стоял с красным флажком наш наблюдатель, показывая направление и силу ветра. Ветер дул от реки, слабый, как и было необходимо. В противном случае, пришлось бы удлинять наш маршрут и выходить на цель со стороны дворов.
Когда телеги, грохоча по булыжной мостовой металлом колес, выехали из-за угла соседнего дома, на них мало кто обратил внимание. Особняк жил мирной жизнью. На высоком крыльце и тротуаре толпилось два десятка жизнерадостных граждан, разнообразно одетых, что весело проводили время под жизнерадостную музыку.
Из распахнутых, несмотря на март, высоких арочных окон второго этажа, торчал раструб граммофона. Рядом, залихватски рвал меха аккордеона мужчина в заломленной на затылок бескозырке и тельняшике, что красивым голосом пел:
'Оц-тоц первертоц, бабушка здорова, Оц-тоц первертоц, кушает компот, Оц-тоц первертоц, и мечтает снова Оц-тоц первертоц, пережить налёт.'Здесь же, у крыльца, фыркал, пуская вверх вонючий газолиновый дым, тарахтел грузовик, с которого деловито спускали на тротуар какие-то ящики брутального защитного цвета.
Меха аккордеона, взвизгнув в последний раз, замолкли. Вся публика с удивлением уставились на повозки, что став перед дворцом полукругом. Через несколько секунд на окна дворца внимательно уставились столы четырех пулеметов, призывая воздержаться от необдуманных поступков. Паники пока не было. По столице в это время бродило с десяток подобных вольных отрядов, все со своим вооружением и партийной платформой. Кто-то показывал свою лихость, кто-то искал, чем бы поживится.
Обитатели дворца, несколько разрозненных, но многочисленных банд, чувствовали себя уверенно, рассчитывая на свое численное преимущество. Когда из-за поворота, печатая шаг, выметнулась короткая колбаса пехотной колоны, все напряглись — численное преимущество бандитов под анархистскими лозунгами, таяло как масло в жаркую погоду.
Колонна выстроилась перед телегами и, под зычные команды вахмистра, четко повернулась, грохнув прикладами винтовок по булыжникам мостовой.
Четкий поворот направо, и перед дворцом стоит жидкая цепочка солдат, а за каждым стоит человек в гражданской одежде и черной матерчатой маске, скрывающей лицо.
— О, хлопці, агітбригада приїхала. У нас в Одесі такого немає. — радостно заорал моряк, высунувшись с любопытством из окна и чуть не выпав под весом аккордеона.
Вперед вышел вахмистр и начал отрывисто отдавать команды, я в местной строевой подготовке не силен и поэтому скромно стоял сбоку.
Двадцать пять солдат, повинуясь команде, приставили винтовку прикладом на мостовую, действуя, как хорошо отрегулированный механизм достали из, висящей на плече, брезентовой сумки, что-то непонятное, через два движения, превратившиеся в желтоватые каучуковые маски с большими круглыми стекляшками вместо глаз. Действуя все так же четко, солдаты натягивали маски и принимали стойку с винтовкой наперевес, превратившись в два с половиной десятка одинаковых, бездушных чудовищ.
Люди в черных одеждах, стоящие за спинами солдат, и мгновенно прекратившие напоминать артистов агитационной бригады, еще более пугая замерших бандитов-анархистов своими черными масками на лицах.
Загорелись многочисленные огоньки в руках чернолицых мужчин, что-то зашипело, разбрызгивая искры и мгновенно под стены дворца, в распахнутые окна и двери, полетели гранаты, что упав, покатились, рассыпая во все снопы искр, после чего вспучились клубами белого, пахнущего горчицей дыма, которые, под действием ветерка от реки, поплыли к дворцу великой княгини.
— Полундра! — заорал моряк, скрываясь в окне, из которого уже клубился дым, кто-то ловко забросил гранату в высокое окно. Через мгновение моряк показался в соседнем оконном проеме. Подхватив граммофон, он гаркнул напоследок: —
Біжіть хлопці, рятуйтеся, це гази. Німці оточили! — чтобы на этот раз уже исчезнуть окончательно.
Большинство из граждан, минуту назад веселящихся перед дворцом, зачем-то бросилось в узкие двери здания, образовав кучу –малу на входе, самые сообразительные бросились прочь, вдоль набережной, оглашая вечерние сумерки тылового города криками о газах, немцах и окружении.
Водитель грузовика, резко бросив машину вперед, так, что из кузова посыпались люди и ящики, с испуга заглушил машину, после чего пару раз попытался крутануть кривой стартер, но после неудачной попытки, бросил машину и нырнул через узкую калитку во двор княжеской застройки. Я из любопытства потрусил следом.
За моей спиной бил в барабан человек в гимназической форменной шинели и матерчатой маске, а цепь солдат в противогазах, выставив вперед штыки, медленно приближалась к дворцу.
Из окон дворца выскакивали и исчезали во темноте улицы Офицерской разнообразно одетые и неодетые люди, мелькнуло полностью обнаженное женское тело. Полюбовавшись колыханием ягодиц полненькой дамочки, что молча обогнав несколько мужчин, забежала за угол коммерческого училища, я подошел к плотно закрытым дверям соседнего корпуса, в котором несколько лет, патронажем, ныне арестованной в Крыму, сестры бывшего императора Ксении Александровны, функционировал госпиталь.