Держу в руках огонь
Шрифт:
– Что ты сидишь здесь, Катя? Пойдем отсюда. Нечего тебе тут делать у самой воды…
Катька поднимает голову. У нее опухшие, заплаканные глаза, коса вовсе расплелась.
– Игорь, я не хочу в детдом. Я лучше подожду маму, пока ее привезут из больницы.
Привезут? .. Значит, Катька не знает самого страшного. Как ей сказать, что делать?..
Игорь тоскливо оглядывается. Солнце ярко освещает желтые облицовочные плитки, горит в оконных стеклах нового дома… «Мы живем на набережной. Новый дом, квартира семь. Приходи
– Давай руку! Пошли скорей…
В светлой кухоньке Семен Трофимович пил чай с блюдечка и читал газету, а Глафира стирала.
– Глади-ка, Сёма, кто пришел! Я как раз пирог испекла.
– Глафира отряхнула с рук мыльную пену, вытерла их, потянула Катьку к себе.
– Опять коса - мочалкой. А где ленточка, что я тебе дала? Да отпусти ты котенка. Здесь не убежит.
Она было принялась кормить Катьку, но Игорь помешал - вытащил в прихожую и горячо зашептал на ухо:
– Понимаешь, у нее мать увезли в больницу.
– Ах ты, господи!
– Это не главное еще. Мать умерла, а Катька ничего не знает. В детдом не хочет. Убежала.
Глафира посмотрела на Игоря ошалело. Потом перекрестилась, вытерла глаза передником.
Когда они вернулись в кухню, Катька сидела на коленях у Семена Трофимовича, и он своими пальцами-граблями старался заплести ей косу,-даже пыхтел от усердия. Котенок, вспрыгнув на стол, лакал из блюдечка остывший чай Семена Трофимовича.
– Разве так заплетают? Дай сюда…
Глафира хотела отобрать Катьку, но Семен Трофимович воспротивился.
– Ну-ну, ты полегче. Чем плохо?
– Он горделиво поглядел на заплетенную им косицу, легонько плюнул на кончики пальцев и разгладил свои пышные усы.
Игорь сразу вспомнил усатого домуправа.
– Дядя Семен, мне надо что-то вам сказать. Срочное дело.
– Дело!-гаркнул Семен Трофимович так, что котенок мячиком скатился со стола.
– Какие дела в воскресенье? Садитесь чай пить с пирогом.
– Нет, правда, дядя Семен. Дело важное, касается вот ее.
Теперь Семен Трофимович пошел с Игорем в комнату.
– Ну валяй, выкладывай свое дело.
Он слушал сначала невнимательно, потом нахмурился и стал заправлять рубаху в штаны.
– Ах, подлецы! Ах, канальи! Ну, погоди же, чертова перечница, я вам покажу поспешность при ловле блох. Ты вот что: крой в общежитие к Султану Ибрагимовичу. Он - районный депутат, это прямая его функция. А мы пойдем к Катьке домой. Давай адрес…
Игорь пулей вылетел на лестницу. До общежития он бежал, будто брал стометровку на стадионе.
Жансултан брился перед маленьким зеркалом, прислоненным к чайнику. Он кивнул Игорю на свободный табурет и подмигнул веселым черным глазом.
– Здорово, верхолаз. Зачем так дышишь? Что опять случилось?
– Случилось, Султан Ибрагимович! У Катьки умерла мама, а домуправ повесил замок на комнату и хочет отдать ее…
Жансултан обмакнул бритву в никелированный стаканчик.
– Вот у вас всегда так: Катька, домуправ. Какой домуправ и какая Катька?
– Катька Фролова! Из Лериного дома. Да вы его знаете. Помните, когда меня вытаскивали?
Пока Жансултан брился, Игорь успел рассказать ему все, что знал сам, даже больше:
– Этот толстый в пижаме, ясно, плохой человек. Он, по-моему, бьет котенка…
Игорь шагал по улице, стараясь попадать в ногу со своим другом. Теперь все будет хорошо. С Султаном Ибрагимовичем шутки плохи,- вон какие у него тяжелые кулаки. Да еще- и депутат.
Подошли к отделению милиции.
– Подожди меня здесь, верхолаз. Я недолго.
Действительно, не прошло и десяти минут, как Жансултан появился со старшиной милиции. Тот посмотрел на Игоря и сказал:
– Здравствуй, нарушитель. Куда сегодня полезешь?
Они втроем вошли в Лерин дом и еще на лестнице услышали голос Глафиры:
– Как это так, не нужна комната? Она здесь родилась, здесь прописана! Ну и что же, что несовершеннолетняя? Подрастет! Сама знаю, как маяться без угла, нажилась в домработницах предостаточно!
И бас Семена Трофимовича:
– Я тебе покажу, как сироту обижать! Да я тебя самого оставлю без площади!
Милиционер быстро втиснулся между мужчинами.
– Давайте без оскорблений личности, гражданин. Они все же при исполнении.- Он повернулся к домуправу.
– А вам я уже говорил; надо вешать замки на чердачные входы. А вы куда вешаете?
Но домуправ не сдавался.
– Я тоже знаю закон, товарищ участковый. Посторонним открывать комнату не имею права. Он кто ей, извиняюсь, отец, что ли?
Семен Трофимович сразу как-то изменился в лице; растерянно тронул усы, поморгал, поглядел на Глафиру. Они пошептались. И вдруг Семен Трофимович загремел:
– Ну да! Я и есть отец, чертова перечница! Отец - и больше ничего и никто!
Все удивленно молчали. В это время с лестницы вошла незнакомая женщина. Вид у нее был строгий, в руке портфель, под мышкой зонтик.
Домуправ ехидно сказал:
– А вот и представитель детдома. Пусть решают, что к чему.
Женщина оглядела всех сердитым взглядом.
– Опять нет девочки? Третий раз прихожу, вовсе избегалась. Где же, наконец, ребенок?
– Ребенок находится там, где ему положено быть.
– Семен Трофимович выпрямился, обдернул пиджак и оттопырил правую руку кренделем. Глафира сейчас же просунула туда свою руку и встала рядом.
– Спрашиваю, есть такой советский закон, по которому мы с Глафирой Алексеевной можем взять Катерину в дочки? Я тебя выбирал в депутаты, Султан Ибрагимович, с тебя и спрашиваю. Есть?