Дерзкий босс
Шрифт:
– Я не понимаю, почему ты решила сообщить мне об этом именно сейчас, – хриплю, потому что горло пересохло, а во рту настоящая пустыня.
– Наверное, потому, что он решил у меня спросить, как здоровье Островского, как его сердце и не собрался ли он случайно уйти в отставку. Навсегда. Сечешь?
– Нет.
– Ты кому-то говорил о смерти Фёдора Александровича?
– Нет! – безбожно вру. Хотя нет, не вру – Андрюха не считается.
– Уверен? Никому-никому? Даже своим многочисленным девкам?
– У нас с
– Тогда какого черта в твиттере появилась статья «Куда делся Островский? Ходят слухи, что он скончался, но, чтобы удержать компанию на плаву, внук Царёв скрывает этот факт ото всех»? Ох, а вот еще одна: «Кто на самом деле управляет „СтальПромом“? Островский, его внук или молодая любовница?»! – разьяренно орет Люба.
– Эм-м… – Андрюха не мог разболтать об этом, я уверен, а больше никому я не говорил. Или говорил? Черт, ничего не помню. А может, в туалете был еще кто-то кроме нас? Я ведь не проверял кабинки.
– Эм-м? Это все, что ты можешь мне сказать?
Боже, какая же она истеричка! И как ее только парень терпит?
– С чего ты вообще взяла, что это я кому-то разболтал?
– Потому что об этом знают четыре человека: ты, я, юрист и управляющий дома.
– А еще доктора, полиция и… кто там выдает свидетельство о смерти?
– Короче, Царёв, я сбрасываю адрес, заберешь меня, едем в офис. Нужно решить эту проблему, пока мы не улетели в трубу.
– Я не нанимался твоим водителем! – ору в трубку, но на том конце провода тишина. Чертова стерва отключилась. Фиг ей, я таксистом подрабатывать не собираюсь. Я, вообще-то, новый директор и собственник компании!
Но ровно в семь-тридцать, как по расписанию, несмотря на свою злость, ненависть и желание послать Левандовскую выпалывать грядки в той глуши, откуда она вылезла, я паркуюсь во дворе многоэтажки и через сообщение отчитываюсь, что на месте.
Она выпархивает из подъезда легкой походкой. Неприлично короткое платье, неприлично высокие каблуки, неприлично глубокое декольте и неприлично довольный взгляд. Я даже теряюсь, наблюдая за тем, как уверенной походкой она делает несколько шагов в направлении моей машины.
Неужели вырядилась так, чтобы поразить меня? Или соблазнить? Потому что в таком виде в тачку к мужчине забираются только для одного, и это точно не решение финансовых вопросов компании.
А потом появляется ОН.
Холеный, лощеный, идеально выбритый, необычно бодрый для такого раннего часа и недурно выглядящий мужик. Определенно старше меня лет на десять, если не больше. Одной рукой он обвивает Любу за талию, второй заправляет ей за ухо прядь волос, а она преданным взглядом, словно собачка, заглядывает ему в глаза и ловит каждое слово. Неужели и в самом деле ее парень? Или просто сосед?
Они о чем-то мило воркуют, а потом и вовсе впиваются друг в друга своими губищами.
Захотелось проблеваться. Боже, мужик, беги от неё, пока не поздно! Она ведь самый настоящий домашний тиран!
Я не выдерживаю. Какого черта она подняла меня в такую рань, а сама решила продолжить свои брачные игры прямо на глазах у всех? Несколько раз изо всех сил ударяю по клаксону и, когда от неожиданности сладкая парочка подпрыгивает на месте, удовлетворенно улыбаюсь и расслабленно откидываюсь на спинку сиденья.
Развели тут ваниль.
Люба зло поглядывает в сторону авто, одаривает незнакомца легким поцелуем, машет рукой на прощание и забирается в салон, натыкаясь на мой разгневанный взгляд.
– Что?
– Ничего, – огрызаюсь и поворачиваю ключ в зажигании.
От моего взгляда не скрылись ни стройные ножки, обтянутые чёрным капроном, ни задравшееся платье, из-под которого виднеется кружево чулок. Сейчас бы развести эти ножки в стороны, стянуть трусики и…
Боже, о чем я только думаю? Это же Левандовская!
– У тебя платье задралось.
– А у тебя ширинка расстёгнута, – говорит будничным тоном, пристегивая ремень безопасности.
Мой взгляд опускается вниз несмотря на то, что умом понимаю: это все лишь тупая шутка.
– Вот черт!
А нет, не шутка. Я так спешил, что забыл закрыть на замок свое хозяйство.
– А еще от тебя так воняет, словно ты всю ночь тусовался с бомжами. – Люба кривит свой вздернутый носик и опускает стекла.
– А от тебя так, словно ты обслужила за ночь десятерых клиентов, – жму на газ, вылетая на дорогу.
– Даже у тридцатидвухлетних женщин бывает секс, Царёв, – довольно хмыкает она, а через секунду снова превращается в разъяренную фурию. – Итак, кому ты успел растрындеть о положении дел в фирме?
– Никому! – говорю слишком поспешно, не глядя в ее сторону.
– Да-да, конечно. У тебя язык как помело. Значит, так, пока ты ехал за мной, я все обдумала. Соберем селекторное совещание, скажем всем, что Федор Александрович улетел в отпуск на несколько месяцев – подлечить сердце и отдохнуть от суеты. В Альпы. Он как раз в прошлом году там был, и у меня остались фотки. Опубликуем парочку в инстаграм и на официальной странице компании.
– У деда есть инстаграм?
– Конечно же, у твоего деда есть инстаграм. А еще фейсбук и твиттер. Он шел в ногу с современностью.
– С ума сойти!
– А еще он каждое воскресенье ходил на танцы и даже обзавелся подругой.
– Не знал об этом.
Мне вдруг стало стыдно. И обидно. Раньше мы с дедом были очень близки, а сейчас его секретарша… ладно, его личная помощница знает о нем больше, чем я. Как же хочется отмотать время и изменить тот переломный момент жизни, когда все пошло не так. Или хотя бы попробовать исправиться. Но уже поздно, слишком поздно.