Дерзкий рейд
Шрифт:
— Все равно, не верю я урусам. Они все кяфиры [5] .
— Ой-йе! Молодой козленок не забодает старого козла, — вздохнул чабан, немного помолчал и тихо закончил: — Правду говорят, что байский пес никогда соколом не станет.
— Тут верно говоришь, аксакал, — отозвался Нуртаз. — Мы оба с тобой сторожевые собаки… Пусть тебе добрый сон приснится!..
4
5
Кяфиры — неверные.
Перед самым рассветом сквозь сон Нуртаз услышал какой-то короткий вскрик. Несколько минут Нуртаз лежал в темноте, прислушивался. Крик больше не повторился. В полуприкрытую дверь мазанки вливался свежий предрассветный воздух, откуда-то издали холодно мерцали гаснущие звезды. В степи царили тишина и спокойствие. Чуткие псы, которые, если бы что-либо случилось, тут же подали бы голос, молчали. Старый чабан тихо лежал, отвернувшись к стене.
«Шайтан попутал», — подумал Нуртаз и мысленно обратился к аллаху, скороговоркой прочтя молитву. Но в его ушах отчетливо звучал отчаянный сдавленный человеческий вскрик. Он не мог разобраться, приснилось это ему или было наяву.
Нуртаз еще раз прочел молитву и, перевернувшись на другой бок, незаметно уснул.
Утром Нуртаз рассказал старому чабану о ночном таинственном голосе. Тот подтвердил, что тоже слышал какой-то звук, очень похожий на голос человека. Старик молча теребил корявыми пальцами свою редкую седую бороду, хмурился, морщил лоб.
— Думал, такое мне приснилось, вечером много мяса поел. Теперь думаю совсем другое. Неспроста все это. — Он, покачивая головой, задумчиво смотрел на Нуртаза, потом сказал, как отрезал: — Дурной голос. Будет большое несчастье.
— Что вы, ага? — удивился Нуртаз.
— Дурной голос ночью — плохая примета. — Лицо старого чабана стало мрачным. — Запомни, джигит, мои слова, это очень дурная примета.
После плотного завтрака караван отправился в путь. Всадники во главе с Габыш-баем ускакали вперед. Следом за ними двинулись верблюды и отара овец. Солнце поднималось все выше и выше, щедро проливая на степь знойные лучи. Редкие белые облака медленно плыли над головой. Нуртаз, дав коню свободу, наигрывал на своем темир-кумузе.
Вдруг мохнатые собаки, которые легкой рысцой бежали но бокам отары, остановились и, задрав морды, стали настороженно принюхиваться. Потом, как по команде, сорвались с места, с рычанием кинулись в небольшую лощину, поросшую густой и высокой травой.
Нуртаз, пришпорив коня, помчался за собаками. «Волк!» — мелькнула у него мысль, и он сжал в руке тяжелую камчу. Но то, что Нуртаз увидел в густой траве на краю лощины, заставило его оторопеть. Собаки привели пастуха к трупу человека. У Нуртаза похолодела спина.
Тот лежал на боку, со связанными руками. Голова задрана кверху, в рот втиснут кусок кошмы. На шее зияла широкая кровавая рана…
Нуртаз сразу узнал его. По одежде, по худощавому лицу. Это был незнакомец, гость, которого вчера Габыш-бай усадил на почетное место, рядом с собой, угощал кумысом и выслушивал новости. За что же его? Закололи, как барана, перерезав горло… Что он плохого сделал?..
Конь тревожно захрапел. Нуртаз потянул поводья, повернул коня и, прикрикнув на собак, поскакал к отаре. Теперь ему был понятен тот ночной крик. В голове у пастуха вихрем проносились мысли. Он видел мертвецов. В ауле умирали от болезней и от старости. Видел убитого ножом в драке. Но так зверски зарезанного Нуртазу никогда еще не приходилось встречать.
Нуртаз стал припоминать вчерашний вечер. Нет, ни драки никакой, даже ссоры не было. Все проходило чинно и благопристойно, как того требовал обычай. Все слушали незнакомца. Внимательно слушали. Потому что новости были все интересные, особенно про батыра Алимбея Джангильдинова и про новую власть… И вдруг такое… Странно и непонятно.
Пастух посмотрел вперед, где на горизонте двигалась группа вооруженных всадников. Они скакали по степи, словно ничего и не произошло. Нуртазу стало не по себе. В том, что убили незнакомца свои, одноаульчане, он не сомневался. У степного колодца в эту ночь больше никто не останавливался. До Нуртаза и раньше доходили разные слухи о темных проделках джигитов Габыш-бая.
В мире все далеко не так просто, как кажется. Нуртаз тер кулаком лоб, думал, но никак не мог понять, за что же так зверски зарезали человека, который никому ничего плохого не сделал? Неужели за те новости, которые тот вез?.. Нет, такого не может быть…
Глава третья
1
Степан Колотубин сидел в глубоком кожаном кресле у самого письменного стола и, нагнув голову, молча слушал, злясь на себя. Находиться в кресле было с непривычки неудобно, крупное тело Степана ныло от напряжения, особенно давала о себе знать левая нога, рана от осколка гранаты еще совсем не зажила.
За громоздким письменным столом из мореного дуба восседал Василий Данилович, или попросту дядя Вася, тот самый дядя Вася, который в пятом году командовал дружиной в баррикадных боях, с которым потом почти два года сидел в Бутырской тюрьме и вместе топал по этапу. Теперь дядя Вася был большим человеком в Московском Совете. Внешне он почти не изменился, такой же жилистый и слегка сутулый, те же рыжие усы.
— Значит, мы с тобой договорились. Завтра будет подписано постановление, и ты идешь принимать бывший завод Гужона.
— Нет! — упирался Степан.
— Товарищ Колотубин, я тебе уже час растолковываю.
— Нет, дядя Вася… Василий Данилович, то есть… Нет! — перебил его Степан и, ухватившись за подлокотники, порывисто встал из мягкого кресла. — Ребята мои двинули против белочехов, а я, комиссар ихний, тут в кабинетах прохлаждаюсь. Возьми кого-нибудь другого на такую важную должность. Я больше с оружием привык обращаться, чем с бумажками.
— Не с бумажками, а с людьми, — отрезал Василий Данилович и устало потер костлявыми ладонями седые виски. — Понимание иметь должен.