Дерзкий вызов
Шрифт:
Александра была вне опасности. В этом Дамиан не сомневался. В последний момент перед пленением он успел заметить, что ее посадили в лодку к Лафону. Хотя в политике полковник проявлял повадки змеи, он все-таки был офицером Grande Armee [14] и джентльменом. Вряд ли он позволил бы обидеть женщину, тем более жену человека, все еще нужного им. Так что Александра должна быть живой и невредимой. Во всяком случае, этого следовало ожидать. И если бы его не утешала эта мысль, то все испытания, выпавшие теперь
14
Великой армии (фр.)
– Послушай, Дуглас…
– Что?! Ты еще смеешь разговаривать со мной, словно всю жизнь ходил у меня в друзьях? Я уже забыл, когда это было… если было вообще.
Он кивнул сержанту-мордовороту, и тот отвесил Дамиану такой удар, что у него откинулась голова и острая как нож боль пронзила виски.
– Извините… полковник Бьюик, – сказал Дамиан, выплевывая кровь, – и все же я ничего не скажу, пока не увижусь с Филдхёрстом.
– А почему с ним? Разве это так важно, что нужно сообщать непременно ему, а не мне?
– Филдхёрст – человек чести. Ему можно доверять. Я должен быть уверен, что моя жена благополучно вернется домой при любых обстоятельствах.
– У генерала есть дела и поважнее. Тебе не остается ничего другого, как признаться. Назови имя своего сообщника и расскажи, что было в тех бумагах. А я позабочусь о возвращении твоей жены.
Дамиан отрицательно покачал головой. Сержант опять ударил его. Переведя дух, Дамиан криво усмехнулся.
– Ты все равно ничего не добьешься, – насмешливо сказал он Бьюику, лезшему из кожи вон, чтобы унизить его. – А возвращением моей жены тебе так или иначе придется скоро заняться. Как только о случившемся узнает ее брат, можешь быть уверен, он всех поставит на ноги.
Бьюик побелел от ярости и дал очередной знак сержанту с квадратной челюстью и накачанными мышцами. Дамиан снова почувствовал, как у него взорвалась голова от боли. Он подумал об Александре. Представил ее замечательное лицо и мысленно помолился о ее спасении. Последнее, что проплыло в его сознании, это ее глаза, полные слез. Он окончательно отключился, когда могучие кулаки сержанта взялись снова молотить его истерзанное тело.
– Между прочим, мерзавец прав.
Эти слова принадлежали лейтенанту Ричарду Осборну, худосочному, жесткому человеку. Лейтенант был помощником Бьюика и его ближайшим другом. Разговор происходил в одной из адъютантских казарм Фолкстона, опрятной комнате с белыми стенами и небольшим количеством мебели. Бьюик прохаживался возле камина и прикидывал, что делать дальше.
– Как только в Лондоне узнают, что женщина попала в плен, – сказал Осборн, – с нас головы снимут.
Снимут. Как пить дать. Слова лейтенанта врезались Бьюику в мозг. Буйный норов полковника в отставке Гаррика мог нагнать страх даже на самого стойкого человека. Так что Бьюик понимал, что Осборн близок к истине.
– Черт побери, как мне не хочется отпускать этого сукина сына.
Бьюик подошел к буфету и налил им обоим бренди. Он протянул Осборну стакан и сделал глоток из своего. Заметив кусочек нитки, прилипшей к его алой тунике, он отцепил его и отбросил в сторону.
Лейтенант отпил бренди.
– Я вас прекрасно понимаю, – сказал он, – но тут уж ничего не поделаешь.
Бьюик знал, что его помощник прав, но ему не хотелось сдавать позиции.
– Курьер уже вернулся? – спросил он.
– Нет, но должен вот-вот появиться, – ответил Осборн. – Я сам его жду.
– Думаю, переговоры прошли успешно. Французы примут наши условия. Время и место встречи должны их устроить.
– Естественно. Это почти рядом с Фэлоном. Этот участок побережья они знают как свои пять пальцев.
– Наверное, – согласился Бьюик. Он отхлебнул бренди и стал любоваться янтарной жидкостью, болтая ее в стакане. И вдруг улыбнулся, чувствуя, как стихает раздражение и вместо него зарождается возбуждение. – Но будем надеяться, что кое-чего они не учтут. Возможно, они еще не знают про пещеры, что расположены под скалами вокруг мыса.
– Пещеры?
– Ну да. А что вы думаете, Ричард! Может быть, у нас в руках окажутся и девушка, и… предатель!
Лицо Осборна выражало неуверенность, тогда как Бьюик улыбался. Он смотрел на свое отражение в зеркале и уже видел блеск золота на мундире. Продвижение по службе было ему почти обеспечено. В эту минуту он считал, что игра сделана.
Александра остановилась перед лестницей, стараясь дышать размеренно и пытаясь успокоиться. Что готовит ей грядущий день?
Из кухни долетал аромат свежеиспеченного хлеба. Слышалась французская речь. Кухарка непрерывно отчитывала провинившегося сынишку.
Держась за перила, Александра спустилась в комнаты. Это был хоть и небольшой, но очень удобный фермерский дом, с толстыми стенами из белого камня, черепичной крышей, хорошей мебелью и безукоризненной чистотой внутри.
– Так. Я вижу, вы уже готовы. Хорошо. Надеюсь, пребывание в этом доме не оставит у вас слишком неприятных воспоминаний?
«Слишком неприятных воспоминаний». Она пристально посмотрела на мужчину, стоявшего внизу лестницы, и заставила себя улыбнуться.
– Грех жаловаться, господин Годен. Вы были исключительно гостеприимны и благожелательны. Тем более с учетом обстоятельств. Я очень благодарна вам и полковнику Лафону.
Минула неделя с тех пор, как лодки пристали к берегу у небольшого рыбацкого поселка южнее Булони. Александру поселили в доме человека по имени Андре Годен, хотя слово «поселили» не вполне соответствовало данному случаю.
Если говорить точно, то она находилась под домашним арестом.
– Прелестная женщина – всегда желанный гость в доме. Вы не согласны, крошка? А политика – дело второе.
Господин Годен, немолодой мужчина с копной седых волос, круглый как бочка, олицетворял собой терпение и отеческую заботу. Пока Александра жила в его доме, он мирился с ее неуравновешенным характером. Он не обращал внимания на требования отпустить ее и не сердился, когда женщина раздражалась или пребывала в дурном настроении.