Десант из прошлого
Шрифт:
— Извините. Это уж мое дело, — сердито перебил его Брэгг.
Гость торопливо согласился:
— Да-да, конечно, и если я говорю об этом, то лишь потому, что мы предлагаем вам развернуть работу в невиданных масштабах. Причем в самых идеальных условиях, какие только можно представить. У вас будет великолепная лаборатория, современная аппаратура, огромные аквариумы. И еще: в условиях тропиков эксперименты, видимо, будут проходить успешней, чем в вашей холодной Англии. Учтите — это будут естественные условия, доктор…
«Вот так штука, — пронеслось в голове у Тома. — Куда он его тянет? А как же я?»
Брэгг молчал минут пять, не меньше. Потом сказал, но уже не столь резко:
— Но все-таки объясните, господин Вальтер, зачем вам это все? Что за дикая… филантропия?
Вальтер вежливо рассмеялся.
— Если вам это так необходимо, пожалуйста. Не стану скрывать: лица, заинтересованные в ваших опытах по образованию устойчивых морфологических аномалий у водорослей, будут делать на этом бизнес. Какой? Не имею представления, но это, безусловно, так. Наверное, вас это шокирует — какие-то, мол, дельцы будут наживаться на чистой науке. Не так ли? Но, доктор, будьте разумны: разве это принесет ей, чистой науке, что-либо, кроме пользы? Наука все равно останется выше бизнеса, она живет своей жизнью, жизнью высшего порядка, она должна идти вперед, развиваться, и в этом ее конечная цель — всегда вперед! Ничто не должно мешать прогрессу человечества, пружина которого — наука. Так неужели вы, истинный ученый, из-за того, что ваша щепетильность на секунду восстала от прикосновения к житейской прозе, неужели вы сможете пожертвовать делом своей жизни? О нет, этому я не поверю…
Брэгг опять медлил с ответом. Вальтер решил, видимо, усилить натиск — ковать пока горячо.
— Мистер Брэгг, я понимаю: Резерфорд и Оппенгеймер в свое время не думали о Хиросиме, а потом было поздно — джинн вырвался из бутылки. Но ведь у вас совсем другое дело, ваше занятие настолько мирное и безобидное, что его просто-напросто невозможно использовать во вред людям. А на пользу — вполне вероятно. Кто знает, может быть, люди, которые готовы финансировать ваши опыты, начнут производить из водорослей какой-нибудь ценнейший пищевой продукт и раз навсегда решат мировую проблему продовольствия. А результаты опытов по цветовой изменчивости используют для декоративных целей. Кто знает?.. Вы не можете отказаться, вы не имеете права, дорогой мистер Брэгг!
Томас услышал, как кресло скрипнуло: кто-то из них встал и принялся медленно ходить по комнате. Он узнал шаги доктора и на всякий случай на цыпочках отошел от двери. И вовремя — она отворилась и в переднюю вышел насупленный, озабоченный Брэгг.
— Том, — хмуро сказал он, увидев юношу. — Это, — он кивнул на портфель с почтой, — пока не отсылай. Положи в ящик. Ничего не отсылай, слышишь? И если будут звонить, говори, что уехал. Зачем — не знаешь, кажется, в Лондон. Так и скажи — зачем-то поехал в Лондон. Ясно?
— Сэр, — сказал театральным шепотом Томас. — Вам звонили насчет «пушки». Сказали, что не могут. Просили…
— Ладно, расскажешь потом.
Брэгг кивнул Тому, повернулся и возвратился в комнату.
Том решил не торопиться: его терзало любопытство. К несчастью, дверь теперь захлопнулась гораздо плотнее. Однако кое-что можно было услышать. Томас прильнул ухом к двери. Говорил тот, с усиками.
— …берем на себя… Никаких забот, только контракт на… года (на сколько — Том не разобрал)… Можете взять все, что необходимо… Заказы… (Опять неразборчиво — Том даже глаза закрыл, чтобы лучше слышать, но этот Вальтер говорил очень тихо.)
Примерно через минуту Томас расслышал громкий голос Брэгга:
— И непременно сейчас? К чему такая спешка? И кто будет платить мои долги? Их, предупреждаю, немало…
— …напрасно… Я вам назову имя человека, который (опять не слышно — у Тома даже висок заломило от напряжения)… Карповский, мистер Карповский. Вся документация, все дела…
Том вздохнул и уныло поплелся в кабинет: все равно ничего теперь не поймешь. Одно ясно: почтенный доктор биологии, кажется, все же уедет куда-то к черту на рога. М-да… Придется подыскивать работенку. Вот тебе и ассистент-лаборант.
Том с досадой швырнул письма на стол. Одно из них упало на пол. Подняв его, Том скользнул по конверту взглядом:
«Д-ру Андрееву А. М.
Ленинград. СССР».
В эту секунду он услышал шаги в передней.
— Завтра утром, если позволите, я буду у вас. Я думаю, доктор Брэгг, вы еще более утвердитесь в своем решении…
«Проклятый пижон… Чтоб ты подох», — мысленно пожелал ему Том.
Брэгг проводил Вальтера лишь до порога. Тяжело ступая, он вошел в кабинет и остановился у двери. Глядя на расстроенного Тома, мягко сказал:
— Слушай, мальчик. Через неделю я, возможно, уеду на несколько лет из Англии. В тропики. Буду работать там. И я хотел бы… чтобы ты поехал со мной. Не торопись с ответом, подумай.
И вышел, оставив Тома, буквально раздавленного свалившимся на него счастьем.
Глава IV
ВЕЗЕНИЕ МАРТИНА О’НЕЙЛА
Прибой подземки выбросил на поверхность очередную волну, и Мартин О’Нейл был в ней самой скромной песчинкой. Все куда-то спешили, у всех были свои заботы, и лишь ему, Мартину, заурядному безработному, некуда спешить: никакое дело — ни спешное, ни могущее подождать — не обременяло его.
Мартин О’Нейл считал себя неудачником. Природа пожалела на него материала и красок: низкорослый, мешковатый, он всегда — и в школе, и в колледже, и после — был частицей фона, на котором блистали другие. В молодости он пытался заниматься боксом, не профессионально, а так, для себя, чтоб стать сильнее. И вот когда «мухач» О’Нейл познал на ринге первые успехи, в одном из боев ему сломали нос. Бокс Мартин бросил, но сломанная переносица осталась вечной памяткой о несостоявшейся спортивной карьере. Круглое скуластое лицо его стало еще более некрасивым, так что он даже не пытался нравиться девушкам. Закончив колледж и помотавшись четыре года на строительстве южных автотрасс, Мартин все-таки женился на веснушчатой смешливой Марлин, дочери фермера, и был с ней счастлив. Но через полтора года неудачные роды унесли в могилу и ее, и ребенка. О’Нейл много пил, потерял работу, целый год бродяжничал, снова нашел место и после банкротства фирмы опять остался не у дел.
К моменту, когда подземка доставила его на привокзальную площадь, Мартин О’Нейл имел за плечами восемь месяцев бесплодных поисков работы, пусть даже не по специальности. В свои двадцать восемь лет он выглядел сорокалетним: у рта и на лбу пролегли морщинки, глаза смотрели устало и равнодушно, а опущенные плечи делали его фигуру еще неказистей.
Поболтавшись несколько минут на станции, Мартин остановился возле большой корзины для бумажных отбросов, выудил пухлую воскресную газету и занялся привычным делом: стал внимательно просматривать объявления. Он знал, что это занятие — пустой номер, но отказаться от малейшей надежды Мартин не мог. А вдруг? Всякое бывает — иначе зачем существовало бы это слово «вдруг».