Десантура-1942. В ледяном аду
Шрифт:
– В бригаду!
– Есть, товарищ подполковник!
Старший сержант Сенников – комвзвода ездовых – нещадно стегнул лошадку по спине. Лошадка мотнула мохнатой головой и потрюхала санями в расположение первой маневренной воздушно…
Лошадка знала, что ее там покормят…
– Как жрать-то охота… – грустно сказал рядовой Ефимов, безуспешно обыскав в очередной раз свой рюкзак.
– Заткнись, а? – Старшина Шамриков плюнул в снег. – Без тебя тошно.
Странно, но вот такое бывает на фронте.
Старшине было сорок два года. На фоне восемнадцатилетних мальчишек он казался стариком. А вот добился же, чтобы его зачислили в десантную бригаду. Он пришел в Монино, где проходили десантники последние свои обучения, своим ходом, прямо из госпиталя. Наплевав на патрули, на предписание, на все на свете – грея на груди письмо, переданное ему в госпиталь из рук в руки, а потому безцензурное:
«Здравствуй, папа! Наконец-то нас отправляют на фронт. Вскорости будем прыгать на головы немцам. Сейчас заканчиваем тренировки. Маме не пиши ничего. Я сам напишу. Мы сейчас в Монино. Прыгаем с парашютами. Извини за почерк. Спешу. Ты-то как? Как рука? Все, бегу, зовут. Твой сын Артем».
Когда старшина прочитал записку, то понял, что должен повидать сына. Полгода на фронте – от Гомеля до Москвы – смерть, кровь и грязь. И Артемка, глупыш, прыгает туда… В эту смерть, кровь и грязь…
Всеми правдами, под угрозой обвинения в дезертирстве, старшина Шамриков добрался до расположения десантников. И уговорил подполковника Тарасова взять его в бригаду.
Как он орал на старшину….
Перестал после одной фразы Шамрикова:
– Товарищ подполковник… Негоже, когда поперек батьки в пекло…
– Старшина, ты сам посуди… Нелегко ведь будет… – Тарасов чесал в затылке, думая, как избавиться от этого крепкого, сильного, но… Но уже не молодого старшины.
Старшина Шамриков помялся, а потом сказал:
– Вона, говорят, девки с вами идут. Нешто девки меня лучше?
– Девки моложе…
– И глупее.
– Мне, старшина, не ум нужен. А сила и выносливость.
Шамриков шмыгнул носом:
– Ну так спытай…
На всеобщее удивление Шамриков уложился во все нормативы. А по некоторым – укладка парашюта, сборка-разборка «СВТ» – даже опередил некоторых мальчишек. На вопрос, где он так сноровисто парашютом научился владеть, шмыгнул и ответил:
– А я с сыном гулять любил у парашютной вышки.
А последним аргументом для командования бригады стали слова старшины:
– Вот кабы, товарищ подполковник, твой сын был бы, так ты, думаю, вприпрыжку бы побежал за ним…
И Тарасов согласился. Хотя и скрепя сердце…
И вот сейчас старшина Шамриков лежал в снежном окопе – где-то внутри Демянского котла – и выслушивал стоны рядового Ефимова, единственного своего подчиненного из ездового взвода. Смех один. Ездовых на весь батальон – два человека. И без лошадей. Принеси-подай. А вот что ты – штатное расписание! Зато Артемка рядом…
– Дядь Вов… Ну, ведь есть что пожрать у тебя, а?
– Нету. Вчера вечером с тобой последний сухарь дожрали.
– Куркуль ты, дядь Вов… – Ефимов перевернулся на другой бок и подогнул ноги к животу. Так почему-то хотелось есть меньше.
– Снег жри, поди, полегчает… – флегматично ответил старшина Шамриков. – Говорят, скоро продукты сбросят. Вот тогда и пожрешь как следует.
– Злой ты, дядя Вова… – вздохнул Ефимов, снова переворачиваясь на другой бок.
– Ага. Злой. И что?
– Да ничего… Так… Стой, кто идет! – рядовой подскочил, как смог, выставив перед собой трехлинейку.
– Не ори, а? Иди-ка погуляй… – Сержант Шамриков прохрустел снегом мимо рядового, откинув рукой штык винтовки Ефимова.
Тот оглянулся на старшину:
– Гуляй, Вася, гуляй…
– Я Сережа! – воскликнул Ефимов.
– Насрать. Гуляй, боец! – Старшина Шамриков почесал нос. Когда Ефимов скрылся в зарослях, он спросил сына:
– Ну как ты?
– Бать, дай закурить?
– Ты же вроде бросил перед операцией, а?
– Снова начал. Дай закурить, не нуди, а? – Младший Шамриков протянул дрожащую руку к отцу.
– Артемка… Последняя… Сам смотри…
Старшина достал из вещмешка бумажный кулек:
– Ладошки подставь…
Артем сноровисто подставил ковшичком ладони. Старший Шамриков не спеша, аккуратненько, развернул сверток. Затем – так же аккуратно – оторвал кусочек газеты, сложил его пополам, насыпал в него табачные крошки и, лизнув края, свернул цигарочку. Потом не спеша понюхал ее, глубоко вдыхая…
– Бать… Не томи, а?
– Помолчи. Огонь давай, да?
Сержант Шамриков торопливо щелкнул немецкой зажигалкой, подаренной ему старшиной Шамриковым перед выходом бригады в котел.
Дядя Вова глубоко затянулся… Раз… Другой… Потом протянул самокрутку сыну.
– Бля… Хорошо-то как… – дымом промолвил… Именно промолвил, не сказал, не крикнул, а промолвил, почти шепотом тот. – Аж голова кругом…
– Жрать небось хочешь?
Артем, ошалело глядя в синее мартовское небо, только кивнул…
– На… – протянул старший Шамриков сыну сухарь. – Последний, Артемка.
Тот, опьяненный долгожданным никотином, лениво стал его грызть:
– Вот оно, счастье-то… Бать… – По рукам Артема пробежали иголочки, голова зашумела, пальцы онемели.
– Чаво?
– Почему мне так мало надо? Пара затяжек и сухарь… И я счастлив…
– Блевать не вздумай, счастливый. И чинарик отдай.
– На…
Старший Шамриков осторожно вытащил окурок из рук сына и сделал еще пару пыхов:
– Думать чего-то надо, Артемка. Иначе сдохнем тут, и мамка не дождется…