Десять медвежат
Шрифт:
— Учись, Лолка, — вполголоса проговорил Маркиз, — учись, глядишь, психологом станешь! А психологи, они, видишь, как красиво живут!
Лола хотела достойно ответить своему разговорчивому компаньону, но в это время открылась дверь кабинета, и из нее выскочил маленький, но очень толстый человек с красным лицом, густыми бровями и выпученными, как у вареного рака, глазами. Человечек пересек холл, размахивая руками и что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Девушка в белом халате поднялась, низко поклонилась вслед толстяку, не обратившему на нее никакого внимания,
— До свидания, ваше превосходительство!
— Это еще что за превосходительство? — поинтересовался Маркиз, когда шаги толстяка затихли.
— Как, вы не знаете? — изумилась девушка. — Ведь это президент Трансильвании! Он очень часто посещает Левона Саркисовича, можно сказать, ни одного серьезного решения не принимает, не обратившись к своему подсознанию!
— Странно, — пробормотал Маркиз, — если он президент Трансильвании, почему он проводит время не в своей Трансильвании, а в кабинете Левона Саркисовича?..
Девушка, видимо, не расслышала его слов. Она взглянула на дверь кабинета и радостно сообщила:
— Можете пройти к Левону Саркисовичу.
Если холл смутно напоминал сказки «Тысяча и одной ночи», то кабинет гипнотизера смело можно было сравнить с пещерой Али Бабы. Ковры на стенах и на полу, инкрустированная мебель, всевозможные безделушки на столиках и стеллажах…
Меньше всего эта комната напоминала медицинский кабинет.
— Здравствуйте, мои драгоценные! — Навстречу посетителям поднялся из-за черного с золотом стола черноглазый мужчина с голой, как колено, головой, тускло отсвечивающей в свете хрустальной люстры, и густой черной бородой. Глаза гипнотизера, как и следовало ожидать, сверкали, как два черных бриллианта, и сверлили вошедших, как две высококачественные бормашины, напрямую проникая в их подсознание. — Здравствуйте! Чем могу вам помочь?
— Понимаете, Левон Саркисович, моя подруга забыла одну весьма важную вещь и никак не может ее вспомнить. Вот мы и обратились к вам в надежде, что вы поможете ей, так сказать, освежить память…
— Превосходно, мои бриллиантовые! — гипнотизер потер маленькие ручки. — Это именно мой профиль! Не скажу, чтобы я ограничивался только такими вопросами, но это — просто мое хобби, моя излюбленная тема! Вы, наверное, столкнулись сейчас в холле с его превосходительством…
— С президентом Трансильвании?
— Совершенно верно! Так вот, он приходил ко мне с аналогичной просьбой…
— Что же он, интересно, забыл? — поинтересовался Леня. — Дорогу домой, в свою Трансильванию?
— Нет, что вы! Он на днях должен выступать по трансильванскому телевидению с обращением к народу и — представляете — совершенно забыл, что он собирался сказать! То есть просто напрочь!
— А референты на что?
— Понимаете, у них, в Трансильвании, очень сложная обстановка, и совершенно никому нельзя доверять. Референты могут оказаться предателями, подкупленными политическим соперником президента. Предыдущего он только что расстрелял, а новый референт еще не вошел в курс дела.
И вообще, чтобы не стать жертвой черного пиара, приходится доверять только самому себе…
— Ну и как — вспомнил?
— Вспомнил, вспомнил, мои яхонтовые! — гипнотизер снова потер ручки. — Горячо благодарил, под конец даже пустил слезу и подарил мне на память золотой портсигар с гербом Трансильвании… — С этими словами Левон Саркисович помахал портсигаром, на крышке которого глазастый Леня успел разглядеть изображение футбольного мяча и надпись «Динамо — Тбилиси».
— Ну что, жемчужная моя, — гипнотизер повернулся к Лоле, — усаживайтесь поудобнее вот в это кресло, откиньтесь на спинку и расслабьтесь!
Лола села в глубокое мягкое кресло, откинула голову, положила руки на колени и прикрыла глаза.
— Теперь представьте, моя изумрудная, что вы погрузились в теплую воду, — продолжил Левон Саркисович монотонным, несколько гнусавым голосом, — в теплую-теплую зеленую морскую воду.., погрузились в нее по самое горло.., вам тепло, хорошо, комфортно.., тело становится тяжелым…
Лола явственно представила, что она — на берегу чудесного Средиземного моря, например, в Ницце, Антибе или Сен-Тропе, чудным июньским днем, на песчаный берег неторопливо набегают ласковые волны, а расторопные смуглые официанты разносят чудесные коктейли…
Тут же она подумала, что действительно вполне могла бы сейчас находиться на Лазурном берегу, загорать на ласковом французском солнце, а вместо этого сидит в этом дурацком кабинете и слушает всякую чушь, которую вещает лысый гипнотизер своим гнусавым голосом, и все потому, что Ленька опять влез в какую-то историю и по привычке втянул ее… Правда, она вспомнила и о том, что дала маху с игрушечным медведем, так что ее доля вины в происходящем тоже имеется, но Ленька гораздо больше виноват, просто по определению, и в любом случае…
В это время у нее очень сильно зачесалось левое ухо.
— Можно почесать ухо? — спросила она самым будничным голосом, прервав разглагольствования Левона Саркисовича.
— Можно, золотая моя! — разрешил покладистый гипнотизер. — Все можно! Вы должны расслабиться, значит — делайте все, что хотите!
Лола почесала ухо, но у нее тут же зачесалась шея. Поскольку гипнотизер сказал, что можно делать все, что угодно, она почесала шею.
В кресле стало сидеть удивительно неудобно, Лола принялась вертеться, как карась на сковородке.
— ..тело становится тяжелым… — продолжал бубнить Левон Саркисович… Что вы все вертитесь, серебряная моя!
— Что-то мне никак не расслабиться, — пожаловалась Лола, не открывая на всякий случай глаз.
— Всем — расслабиться, мельхиоровая моя, а вам почему-то не расслабиться? Что-то вы, я гляжу, оловянная моя, капризничаете! А вообще-то, наверное, вы давно находитесь в трансе, а только сами этого не замечаете! Транс ведь, бронзовая моя, он у всех, это, по-разному проходит!
— А если она в трансе, — недоверчиво проговорил Леня, — так может, она вспомнит, какого цвета штаны были у медведя?